Если бы в руках у Глэдис было что-нибудь, она запустила бы в него этим предметом или просто шнырнула бы на пол. Вместо этого она хлопнула в сердцах ладонью по столу с такой силой, что даже поморщилась.
— Значит, по-твоему, я говорю неправду? — выкрикнула она.
— Не надо делать из меня страшного волка, заманившего овечку в свое логово! Давай лучше посмотрим на факты по-другому, отбросив ненужные эмоции!
По его тону было понятно, что он не собирается ругаться и ссориться. На него не произвела особого впечатления очередная вспышка гнева Глэдис. Но, с другой стороны, Ларсон всегда отличался самообладанием и не любил несдержанности в других.
— Факты? Хорошо, — кивнула она. — Посмотрим, какова правда по Ларсону Редгрейву.
— А правда состоит в том, что ты довела себя до крайности во всем. Жила в халупе, за которую уже не могла платить, потеряла работу, которую и работой не назовешь, а хуже всего — ты не имела никакого понятия, что делать дальше.
— А может, мне было хорошо! — выкрикнула Глэдис.
Она вскочила и для большей убедительности подалась вперед, опершись обеими руками о стол. Так, ей казалось, она всем своим видом изображает протест.
— Тебе было ужасно плохо! Ты выглядела потерянной и несчастной! — заявил Ларсон.
Он не повысил голоса, но было видно, что начинает сердиться, и это странным образом обрадовало Глэдис: значит, он не так тверд, как кажется.
— Поэтому в тебе вдруг заговорила совесть и ты решил спасти меня! — сказала она. — Я поехала с тобой, потому что у меня не было выбора!
— Ты поехала со мной, потому что сама так захотела! — отрезал Ларсон. — Если ты пытаешься убедить меня в том, что я вытащил тебя силой, то ты просто дура!
— Конечно, дура! Кто же еще?
Он резко вскочил, так же как она уперевшись кулаками в стол. Глэдис на секунду показалось, что он готов ударить ее. Но Ларсон пристально смотрел на нее, не отрывая взгляда. Потом опустил глаза.
Тут Глэдис заметила, что у нее расстегнулась рубашка, обнажив вздымающуюся грудь. Девушка смутилась, но не попыталась исправить оплошность. Ларсон поспешно отошел к кухонной раковине. Он некоторое время стоял там, спиной к Глэдис, и она воспользовалась этим, чтобы застегнуться на все пуговицы. Мысль о том, что он увидел ее обнаженную грудь, привела ее в ужас! Она покраснела и не могла вымолвить ни слова.
Ларсон повернулся и сказал, небрежно облокотившись о край разделочного стола.
— Нет, ты не дура, Глэдис Локвуд. Кто угодно, но не дура.
Он смотрел девушке в глаза, и та не в силах была отвести взгляд. При ярком свете ей была видна каждая черточка его лица, выражение которого было жестким, чужим…
Зачем она затеяла весь этот разговор, набросилась с обвинениями? Если все так, как она считает, надо было тихо собраться и уйти из его дома. Но она не могла решиться на это…
Ларсон нарушил затянувшуюся паузу неожиданным вопросом:
— Ты ужинала?
Глэдис кивнула.
— Что же ты ела?
— Салат.
— Опять салат?
Он явно старался разрядить обстановку. Интересно, он почувствовал то же, что она минуту назад — накат волны неожиданного, опасного чувства?
— Пытаюсь похудеть немного. Я же говорила, что собираюсь сесть на диету.
— В этом кроется другая опасность — стать слишком худой.
— Да? В модных журналах про это не пишут.
Разговор не ладился, и Глэдис облегченно вздохнула, когда Ларсон перевел взгляд. Она опустилась на стул.
— Послушай, — сказала Глэдис, — я не капризничаю, не дуюсь на тебя как обиженный ребенок. Я достаточно взрослая, чтобы понять — мое присутствие здесь создает лишние проблемы.
— Каким образом?
— Не прикидывайся, что не понимаешь. У тебя есть личная жизнь! А из-за меня… из-за того, что и живу здесь, все может быть нарушено. Если этого уже не произошло.
Глэдис выразила свою мысль довольно сбивчиво, но сказала самое важное. Тельму она не упомянула намеренно. Опять он не так ее поймет.
Спит он с ней или нет? Тельма намекнула на какие-то особые отношения — нечто большее, чем отношения босса с преданной служащей.
— Пусть тебя не волнует моя личная жизнь. Я же о твоей не беспокоюсь, правда?
Он произнес это спокойно, но в глазах было явное изумление: что это она еще придумала? Глэдис так хотелось ответить: «У детей не бывает личной жизни!» Но она вовремя сдержалась.
— Вот что, Ларсон, — сказала она решительно. — Обещай предупредить меня, когда пора будет уходить, ладно? Я не собираюсь тут оставаться надолго, просто необходимо время, чтобы подыскать приличное жилье. Но ты ведь скажешь?
— Наконец-то слышу здравую речь.
Глэдис улыбнулась ему и встала — конец спорам, пора возвращаться к себе. Там, в спальне, спокойней и уютней. Он может расхаживать по всей квартире, он — хозяин, а она на его территории чувствует себя незваной гостьей. Кстати, Ларсона, похоже, не смущало ее присутствие в квартире, а вот ей всегда не по себе при нем.
— Уже уходишь? — поинтересовался Ларсон удивленно, когда она направилась к двери.
Глэдис обернулась.
— Но я только пришла обсудить… поговорить об этой проблеме, — смущенно произнесла она.
— А что ты собираешься делать? Что-нибудь важное? — не отставал Ларсон.
Вот любопытный!
— Собираюсь дочитать книгу.
— Побудь лучше со мной.
К нему вернулось игривое настроение, он весело глядел на Глэдис. С таким Ларсоном надо бы поосторожней, она знает. Никогда не могла сказать ему, когда он вот так просит…
— Пошли в гостиную, поговорим. Расскажи что-нибудь. У меня была такая жуткая неделя!
— А ты благополучно заснешь под мои нудные разговоры?
Ларсон рассмеялся.
— Нет, не засну!
Они перешли в гостиную.
— Ты не можешь быть нудной и скучной, Глэдис. Буйной и шумной — да, но только не нудной, — сказал Ларсон с доброй усмешкой.
Он сел на диван, откинулся назад, раскинув руки, а Глэдис устроилась в кресле напротив, поджав под себя ногу. Почувствовав, что тщательно завязанный полчаса назад хвост растрепался и непослушные пряди торчат в разные стороны, она распустила волосы — так свободней и лучше.
— Почему эта неделя оказалась для тебя трудной? — поинтересовалась она.
Ларсон прикрыл глаза — стало заметно, что он устал.
— Я занимаюсь исследованием возможности и много важного приобретения, — ответил он. — Это очень деликатное дело. Необходимо просчитывать каждый шаг.
