Я держала здоровой рукой раненую руку.
– Они сделали свое дело и ушли.
– Им не полагалось уходить, – сказала она и издала
злобный горловой звук. – Это был их крысиный царь?
Я пожала плечами:
– Они ушли, а почему – я не знаю.
– Так спокойна, так смела! Крысы тебя не напугали?
Я снова пожала плечами. Если прием действует, применяй его и
дальше.
– Они не должны были проливать кровь. – Она уставилась
на меня. – Теперь ты в следующее полнолуние перекинешься?
В ее голосе был намек на любопытство. Любопытство сгубило
вампира. Будем надеяться. – Нет, – ответила я и больше ничего не добавила. Без
объяснений. Если ей интересно, пусть колотит меня об стену, пока я не расскажу
ей, что она хочет. Она даже не вспотеет. Правда, Обри понес наказание за то,
что причинил мне вред.
Она рассматривала меня прищуренными глазами.
– Крысы должны были тебя напугать, аниматор. Кажется,
они свою работу не сделали.
– Может быть, меня не так легко напугать.
Я посмотрела ей в глаза без всякого усилия. Глаза как глаза.
Тереза вдруг усмехнулась, блеснув клыками.
– Николаос найдет, чем тебя напугать, аниматор. Потому
что страх – это власть.
Последние слова она шепнула, будто боялась произнести их
вслух.
Чего боятся вампиры? Преследуют их видения острых осиновых
кольев и чеснока, или есть вещи похуже? Чем напугать мертвого?
– Ступай впереди меня, аниматор. Готовься к встрече со
своим хозяином.
– Разве Николаос не твой хозяин, Тереза?
Она смотрела на меня с пустым лицом, будто не смеялась
только что. Глаза ее были темны и холодны. В глазах крыс и то было больше личного.
– Еще не кончится эта ночь, аниматор, как Николаос
будет хозяином каждой из нас.
Я покачала головой:
– Не думаю.
– Сила Жан-Клода сделала тебя дурой.
– Нет, – сказала я, – не в этом дело.
– В чем же, смертная?
– Я скорее умру, чем стану игрушкой вампира.
Тереза не моргнула, только кивнула очень медленно.
– Это твое желание может исполниться.
У меня зашевелились волосы на затылке. Да, я могла встретить
ее взгляд, но зло все равно ощутимо. Чувство, от которого шевелятся волосы и
перелавливает горло, от которого стягивает в животе. И от людей тоже такое
чувство бывает. Чтобы быть силой зла, не обязательно быть нежитью. Хотя это
очень способствует.
Я пошла впереди Терезы. Стук ее каблуков резко отдавался в
гулком коридоре. Может быть, это на самом деле был только страх, но я ощущала
ее взгляд – как скользящий вдоль спины кубик льда.
Глава 11
Зал был большой, как склад, только стены из сплошного
массивного камня. Я все ждала, что выплывет из-за угла Бела Лугоши в своей
пелерине. Та, что сидела под стеной, была, вряд ли хуже.
Наверное, ей было двенадцать или тринадцать лет в момент
смерти. Под длинным просторным платьем виднелись маленькие, наполовину только
сформировавшиеся груди. Платье было бледно-голубое, и цвет его смотрелся теплым
на фоне полной белизны ее кожи. Она была бледной при жизни, а как вампир стала
вообще призрачной. Волосы были сияющие и белокурые, как бывает у детей, пока их
волосы не потемнеют до каштановых. Эти волосы не потемнеют никогда.
Николаос сидела в резном деревянном кресле. Ноги ее еле
доставали до пола.
Мужчина-вампир подошел и склонился к креслу. У его кожи был
странный оттенок коричневатой слоновой кости. Он зашептал что-то Николаос на
ухо.
Она рассмеялась, и это было как колокольчики. Красивый,
рассчитанный звук. Тереза подошла к девочке в кресле и встала за ней, разбирая
руками белокурые волосы.
Справа к ее креслу подошел мужчина – человек. Он встал
спиной к стене, прямо, с ничего не выражающим лицом и напряженным позвоночником.
Был он почти совсем лыс, лицо узкое, глаза темные. Мужчины без волос выглядят,
как правило, не очень. А этот – вполне. Он был красив, при этом у него был вид
человека, которому это все равно. Мне хотелось назвать его солдатом – не знаю,
почему.
Еще один подошел к Терезе. Волосы песочного цвета, коротко
стриженные. Странное у него было лицо: не симпатичное, но и не отталкивающее,
лицо, которое запоминается. Такое, которое может показаться прекрасным, если
долго вглядываться. Глаза были светло-зеленые.
Он не был вампиром, но и человеком его назвать, возможно,
было бы слишком поспешно.
Последним подошел Жан-Клод и встал у кресла. Он ни к кому не
притронулся, и даже стоя рядом со всеми, он был от всех отдельно.
– Отлично, – сказала я. – Теперь бы еще мелодию из
фильма “Дракула, князь тьмы” – и декорация готова.
Голос ее был такой же, как смех – высокий и безобидный.
Тщательно продуманная невинность.
– Тебе это кажется остроумным?
Я пожала плечами:
– Каким есть.
Она улыбнулась. Клыков не показала. У нее был такой
человеческий вид, в глазах светился юмор, лицо приятно округлое. Смотрите,
какая я безобидная, просто симпатичный ребенок. Именно так.
Черный вампир снова что-то ей шепнул. Она рассмеялась смехом
таким искристым и чистым, хоть в бутылки разливай.
– Ты этот смех отработала или он у тебя от природы?
Нет, спорить могу, это потребовало практики.
Жан-Клод состроил гримасу. Не знаю, то ли он пытался не
рассмеяться, то ли не нахмуриться. Может быть, и то, и другое. На некоторых я
так действую.
Смех сполз с ее лица – тоже очень по-человечески, и только
глаза искрились. И ничего забавного во взгляде этих глаз не было. Так глядит
кошка на птичку.
Голос ее чуть взлетал в конце каждого слова – это придавало
ему некоторую искусственность, как у Ширли Темпл.
– Ты либо очень смела, либо очень глупа.
– Тебе бы следовало к такому голосу добавить ямочки на
щеках. Хотя бы одну.
– Я бы предположил, что глупа, – негромко сказал
Жан-Клод.
Я посмотрела на него и снова на шайку гулей.
– Я знаете какая? Усталая, избитая, голодная, злая и
перепуганная. И очень хотела бы покончить с этим спектаклем и перейти к делу.
– Начинаю понимать, почему Обри вышел из себя. – На
этот раз ее голос прозвучал сухо и без тени юмора. Звенящим голоском
произносимые слова капали, как с ледяной сосульки. – Ты знаешь, сколько мне
лет?
Я посмотрела на нее и покачала головой.
