Потом Моника достаточно успокоилась, чтобы фальшиво
произнести театральным шепотом: – Знаете ли вы, что ждет нас за углом?
На самом деле я знала. Последнее убийство вампира случилось
в четырех кварталах отсюда. Вампиры называли это место “Округ”. Люди называли
его “Приречье” или “Кровавая площадь” – в зависимости от степени своей
грубости.
– “Запретный плод”, – сказала я.
– Ну, вот, испортила мне сюрприз.
– А что такое “Запретный плод”? – спросила Кэтрин.
Моника захихикала.
– Отлично, значит, сюрприз испортить не удалось. – Она
взяла Кэтрин под руку. – Обещаю, что тебе понравится.
Кэтрин, может быть, и понравится. Я знала, что мне точно не
понравится, но все равно пошла за ними за угол. Извитая неоновая вывеска была
кроваво цвета крови. Я не преминула отметить эту символичность.
Мы поднялись по трем широким ступеням, и перед распахнутой
дверью там стоял вампир. Его массивные плечи угрожали прорвать тесную футболку.
После смерти уже не надо качаться штангой? Еще с порога слышался густой гул
голосов, смех, музыка. Густой бормочущий звук многолюдного тесного помещения,
где люди собрались оттянуться.
Вампир стоял у двери совершенно неподвижно. И все же
какое-то движение в нем угадывалось, что-то живое – за неимением лучшего слова.
Значит, он был мертв не более двадцати лет. И сегодня он уже был сыт. Кожа у
него была здоровая и красноватая. И лицо чуть ли не розовощекое. Питание свежей
кровью идет на пользу.
– Ты только пощупай эти мышцы! – сжала его руку Моника.
Он улыбнулся, сверкнув клыками. Кэтрин ахнула. Он улыбнулся
шире.
– Бад мой старый друг, правда, Бад?
Вампир Бад? Красиво звучит.
Но он кивнул.
– Заходи, Моника. Твой столик ждет.
Столик? Откуда у Моники здесь такой вес? “Запретный плод” –
одна из самых горячих точек в Округе, и заказов на столики они не принимают.
На двери висела большая табличка: “Ношение крестов, распятий
и прочих освященных предметов в помещении клуба не разрешается”. Я прочла
табличку и прошла мимо. Совершенно не собиралась я отдавать свой крест.
Нас окутал густой мелодичный голос:
– Анита, как мило с вашей стороны к нам прийти!
Голос принадлежал Жан-Клоду, владельцу клуба и вампиру в
ранге мастера. И вид у него был, какого ты и ожидаешь от вампира. Слегка
вьющиеся волосы, спадающие на пышные белые кружева старинной сорочки. Кружевные
манжеты на бледных руках с тонкими пальцами. Раскрытая сорочка чуть показывала
сухопарую грудь, обрамленную кружевным жабо. Мало кто из мужчин умеет носить
такие сорочки. На вампире этот наряд казался очень мужественным.
– Вы знакомы? – удивилась Моника.
– О да, – ответил Жан-Клод. – Мы с мисс Блейк уже встречались.
– Я помогала полиции, когда они работали в Приречье.
– Она у них по вампирам эксперт.
Последнее слово прозвучало тихо, тепло и в чем-то неясно
оскорбительно.
Моника хихикнула. Кэтрин глядела на Жан-Клода широко
раскрытыми невинными глазами.
Я коснулась ее руки, и она дернулась, будто проснулась. Я не
стала шептать, потому что он меня все равно бы услышал.
– Очень важный элемент техники безопасности – никогда
не гляди в глаза вампира.
Она кивнула. В ее лице мелькнула первая тень страха.
– Я бы ни за что не стал вредить такой прекрасной
молодой женщине.
Он взял руку Кэтрин и поднес ко рту. Всего лишь касание губ.
Кэтрин вспыхнула.
Монике он тоже поцеловал руку. Потом поглядел на меня и
рассмеялся.
– Не тревожьтесь, мой милый аниматор. Я не трону вас.
Это было бы нечестно.
Он встал со мной рядом. Я смотрела ему в грудь, не
отрываясь. Там, в этих кружевах, был почти не виден шрам от ожога. В форме
креста. Сколько десятилетий тому назад кто-то ткнул крестом в его плоть?
– Как нечестно и то, что у вас с собой крест.
Что я могла сказать? Он был прав по-своему.
Обидно, что вампиру наплевать на предметы, имеющие форму
креста. Крест должен быть освящен и подкреплен верой. Атеист, машущий крестом
на вампира, – зрелище поистине достойное жалости.
Мое имя, выдохнутое им, прошло дуновением по моей коже.
– О чем вы думаете, Анита?
Голос этот был такой чертовски успокаивающий. Мне захотелось
поднять глаза к лицу, произнесшему эти слова. Жан-Клод был заинтригован моим
частичным иммунитетом к нему. Этим – и еще ожогом в форме креста у меня на
левой руке. Этот шрам его интересовал. Каждый раз он изо всех сил пытался меня
очаровать, а я изо всех сил пыталась не обращать на него внимания. До сих пор я
выигрывала.
– Раньше вы никогда не возражали, что я ношу крест.
– Тогда вы здесь бывали при исполнении, сейчас – нет.
Я глядела на его грудь и думала, такие ли эти кружева
мягкие, как это кажется. Вряд ли. – Вы настолько не уверены в собственных
возможностях, мой маленький аниматор? Вы верите, что ваша способность сопротивляться
мне заключена лишь в этом кусочке серебра у вас на шее?
Я не поверила ему, но это все равно сработало. Жан-Клод
признавал за собой возраст двести пять лет. За два века вампир набирает много
силы. Он намекал, что я трусиха. Я ею не была.
Я подняла руки расстегнуть цепочку. Он отступил от меня и
повернулся спиной. Крест с цепочкой скользнул мне в руку серебряным ручьем.
Рядом появилась блондинка, протянула мне корешок квитанции и взяла крест.
Прелестно – гардеробщица для освященных предметов.
Без креста я ощутила себе раздетой. Я в нем спала и в душе
мылась.
Жан-Клод приблизился снова.
– Против сегодняшнего спектакля вам не устоять, Анита.
Кто-нибудь вас покорит.
– Нет, – ответила я.
Но трудно отвечать решительно, глядя в грудь собеседнику.
Чтобы изобразить твердость, надо смотреть в глаза, но это сейчас было ни-ни.
Он рассмеялся, и звук этот прошел у меня по коже, как
касание меха. Теплое и мягкое, хотя есть в нем что-то от смерти.
– Тебе понравится, я это обещаю, – схватила меня под
руку Моника.
– Да, – добавил Жан-Клод. – Это будет ночь, которую вы
никогда не забудете.
– Это угроза?
Он снова рассмеялся тем же ужасно теплым смехом.
– Анита, здесь место радостей, а не насилия.
Моника тянула меня за руку.
– Пошли, представление сейчас начнется.
