Сначала была тишина, потом донесся веселый высокий смех. От
него у меня по коже поползли мурашки. Мне не хотелось снова видеть Николаос. Не
хотелось снова входить с камеру. Мне хотелось домой.
Открылась дверь, и Валентин сделал рукой широкий
приглашающий жест.
– Входите, входите!
На этот раз на нем была серебряная маска. Ко лбу маски
прилипла прядь темно-каштановых волос, мокрая от крови.
Сердце у меня подпрыгнуло к горлу. Филипп, ты жив? Мне
только удалось заставить себя не кричать.
Валентин отступил в сторону, будто ожидая, чтобы я прошла. Я
посмотрела на безымянного лысого. Лицо его было непроницаемо. Он сделал жест,
предлагая мне пройти вперед. Что мне было делать? Я прошла.
Увиденное заставило меня остановиться на верхней ступени.
Дальше я идти не могла. У стены стоял Обри, улыбаясь прямо мне в лицо. Волосы
его были по-прежнему золотыми, лицо зверским. Николаос стояла в развевающемся
белом платье, от которого кожа ее казалась меловой, а волосы белыми, как
хлопок. Она была забрызгана кровью, будто кто-то брызнул на нее ручкой с
красными чернилами.
Ее серо-синие глаза смотрели на меня. Она снова рассмеялась
глубоким, чистым и нечестивым смехом. Другого слова я не могла найти.
Нечестивым. Белой забрызганной кровью рукой она гладила Филиппа по голой груди.
Проводила пальцем по соску и смеялась.
Он был прикован к стене за лодыжки и запястья. Длинные
каштановые волосы упали вперед, закрывая один глаз. Мускулистое тело было
покрыто укусами. По загорелой коже тонкими алыми струйками стекала кровь. Он
смотрел на меня одним глазом, другой был скрыт волосами. Отчаяние. Он знал, что
его привели сюда умирать, и ничего не мог поделать. Но я ведь могу что-то
сделать! Должно быть что-то, что я могу сделать? О Боже, пусть что-то такое
найдется!
Человек коснулся моего плеча, и я дернулась. Вампиры
засмеялись, человек – нет. Я спустилась по ступеням и встала перед Филиппом. Он
на меня не смотрел.
Николаос коснулась обнаженного бедра и провела рукой вверх
по нему. Тело Филиппа напряглось, руки сжались в кулаки.
– Ох, как мы хорошо позабавились с твоим любовником, –
сказала Николаос. Ее голос был все так же сладок. Воплощенная девочка-невеста.
Сука.
– Он не мой любовник.
Она оттопырила нижнюю губу:
– Ну, Анита, не надо лгать. Это даже не смешно. – Она
пошла ко мне, крадучись, бедра ее извивались в неслышном танце. Она протянула
ко мне руку, и я отшатнулась, ударившись о Винтера. – Аниматор, аниматор! Когда
же ты поймешь, что не можешь со мной сражаться?
Кажется, она не ждала от меня возражений, и потому я не
возразила.
Она протянула ко мне изящную окровавленную руку.
– Если хочешь, Винтер может тебя подержать.
Стой спокойно, а то тебя будут держать. Отличный выбор. Я
стояла спокойно. И смотрела, как эти бледные пальцы скользят к моему лицу. Я
вонзила ногти в ладони. Нет, я не отодвинусь. Я не шевельнусь. Ее пальцы
коснулись моего лба, и я почувствовала холодную влагу крови. Она провела рукой
от виска к щеке и мазнула пальцами по верхней губе. Кажется, я перестала
дышать.
– Облизни губы, – велела она.
– Нет, – ответила я.
– Какая же ты упрямая. Это Жан-Клод дал тебе такую
смелость?
– О чем ты говоришь?
Глаза ее потемнели, лицо затуманилось.
– Не ломайся, Анита. Это тебе не идет. – И вдруг ее
голос стал взрослым и таким горячим, что мог ошпарить. – Я знаю твою маленькую
тайну.
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, – сказала я
совершенно искренне. Я не понимала причины этого гнева.
– Можем, если хочешь, еще немного попритворяться. –
Вдруг она оказалась рядом с Филиппом, даже не шелохнувшись. – Ты удивлена,
Анита? Я все еще старший вампир города. У меня есть силы, которые даже не
снились тебе и твоему хозяину.
Моему хозяину? Что за чушь она несет? У меня нет хозяина.
Она провела руками вдоль бока Филиппа, по ребрам. Ее рука
стерла кровь, и открылась кожа гладкая и нетронутая. Николаос стояла перед ним
и не доходила даже ему до ключицы. Филипп закрыл глаза. Голова ее откинулась
назад, сверкнули клыки, губы раздвинулись в оскале.
– Нет!
Я шагнула вперед, но руки Винтера опустились на мои плечи.
Он медленно и осторожно покачал головой. Мне не полагалось вмешиваться.
Она всадила клыки ему в бок. Все его тело напряглось, шея
выгнулась, руки в цепях задергались.
– Оставь его!
Я двинула локтем в живот Винтера, он ухнул, и его пальцы
впились мне в плечи так, что я чуть не заорала. Потом его руки охватили меня и
прижали к груди так, что я не могла шевельнуться.
Она подняла лицо от кожи Филиппа. С подбородка капала кровь.
Она облизнула губы розовым язычком.
– Забавно вышло, – сказала она голосом, на многие годы
старее, чем могло быть тело. – Я посылала Филиппа соблазнить тебя. А вышло так,
что ты соблазнила его.
– Мы не любовники.
Прижатая к груди Винтера, я была до смешного беспомощной.
– Отрицание не поможет никому из вас, – сказала она.
– А что поможет? – спросила я.
Она махнула Винтеру, и он меня отпустил. Я отошла от него
так, чтобы он не мог дотянуться. При этом я стала ближе к Николаос, вряд ли
улучшив свою позицию.
– Обсудим твое будущее, Анита, – сказала она. – И
будущее твоего любовника.
Я поняла, что она имеет в виду Филиппа, и не стала ее
поправлять. Безымянный жестом велел мне следовать за ней. Обри придвигался
поближе к Филиппу. Они останутся вдвоем. Этого нельзя допустить.
– Николаос, прошу тебя, пожалуйста!
Может быть, дело было в “пожалуйста”. Она обернулась:
– Да?
– Могу я попросить о двух вещах?
Она улыбалась, приятно удивленная мной. Приятное удивление
взрослого, который услышал от ребенка новое слово. Но мне было все равно, что
она обо мне подумает, лишь бы сделала, как я прошу.
– Можешь попросить, – сказала она.
– Я прошу, чтобы с нашим уходом эту комнату покинули
все вампиры. – Она смотрела на меня с улыбкой – дескать, давай дальше. – И
чтобы мне было позволено поговорить с Филиппом наедине.
Она рассмеялась высоко и резко, как ветровые колокольчики в
бурю.
– Ты дерзновенна, смертная, надо отдать тебе должное.
Начинаю понимать, что нашел в тебе Жан-Клод.
Примечание я пропустила мимо ушей, поскольку мне показалось,
что я не понимаю его до конца.
– Пожалуйста, мне будет позволено то, о чем я прошу?
