– Подойди.
И я пошла к нему. Платье, шепча, шелестело по камням,
несмолкаемый шелест. Он мне действовал на нервы. Вдруг я оказалась перед Жан-Клодом
и медленно подняла к нему руки. Мне не следовало этого делать. Плохо, но я не
могла себя остановить.
Его руки обернулись вокруг моих, и я встала перед ним на
колени. Он поднес мои руки к кружевам на своей сорочке, заставив мои пальцы
зачерпнуть их в горсть.
Потом он положил свои руки поверх моих, крепко держа, и
рванул свою сорочку моими руками.
У него была гладкая бледная грудь с линией черных курчавых
волос посередине. Они густели на плоском животе, неимоверно черные на белизне
его кожи. Крестообразный ожог сиял на этом совершенстве абсолютно неуместно.
Он одной рукой взял меня за подбородок, подняв мое лицо
вверх. Другая рука касалась груди чуть ниже правого соска. Он пустил кровь по
бледной коже. Она потекла по груди алой яркой струйкой.
Я пыталась вырваться, но его пальцы стиснули мою челюсть,
как тиски.
– Нет! – крикнула я.
И ударила его левой рукой. Он поймал меня за запястье. Я
пыталась вырваться, но он держал меня за челюсть и за руку, как бабочку на
булавке. Можешь трепыхаться, но не улетишь. Я села, заставляя его либо меня
задушить, либо опустить на пол. Он опустил.
Я лягалась, во что только могла попасть. Обеими ногами
ударила его в колено. Вампиры чувствуют боль. Он отпустил мою челюсть так
внезапно, что я опрокинулась на спину. Схватив меня за запястья, он вздернул
меня на колени, зажав с боков ногами. Он сидел в кресле, держа меня коленями, и
руки на моих запястьях были как наручники. Комнату заполнил высокий
позванивающий смех. Сбоку стояла Николаос и глядела на нас.
Смех ее отдавался эхом в комнате, все громче и громче, будто
сошедшая с ума музыка.
Жан-Клод переложил обе мои руки в одну свою, и я не могла
ему помешать. Свободная рука погладила меня по щеке, по шее. У основания черепа
его пальцы стали тверже и начали тянуть меня.
– Жан-Клод, пожалуйста, не надо!
Он прижимал мое лицо все плотнее и плотнее к ране на своей
груди. Я сопротивлялась, но его пальцы вплавлялись в мой череп, становились его
частью.
– НЕТ!
Смех Николаос сменился словами.
– Поскреби нас, аниматор, и ты увидишь, что мы
одинаковые.
– Жан-Клод! – кричала я.
Голос его, бархатный, темный и теплый, скользил в мой разум.
– Кровь от крови моей, плоть от плоти моей, два разума
в едином теле, две души, обвенчанные в одну.
На одно яркое сверкающее мгновение я это увидела. Ощутила.
Вечность с Жан-Клодом. Его прикосновение… навеки. Его губы. Его кровь. Я
моргнула и увидела, что мои губы почти касаются раны на его груди.
– Нет, Жан-Клод! Нет! – крикнула я. – Господи, помоги
мне!
Это я тоже крикнула.
Темнота, и кто-то хватает меня за плечо. Я даже не успела
подумать – сработал инстинкт. Пистолет из-под подушки был уже у меня в руке.
Чья-то рука схватила мою руку под подушкой, направляя
пистолет в стену, наваливаясь на меня.
– Анита, Анита, это я, Эдуард. Взгляни на меня!
Я заморгала, глядя на Эдуарда, который прижимал мои руки.
Дыхание его слегка участилось.
Я посмотрела на пистолет у себя в руке и снова на Эдуарда.
Он все еще держал меня за руки. Вряд ли можно поставить это ему в вину.
– Ты пришла в себя? – спросил он.
Я кивнула.
– Скажи что-нибудь, Анита.
– У меня был кошмар.
Он покачал головой.
– Похоже на правду.
Он медленно меня отпустил.
Я сунула пистолет обратно в кобуру.
– Кто такой Жан-Клод? – спросил он.
– А что?
– Ты называла его имя.
Я провела по лбу рукой, и рука стала влажной от пота.
Рубашка, в которой я спала, и простыни тоже промокли. Эти кошмары начинали
действовать мне на нервы.
– Который час?
Слишком темно было в комнате, будто солнце уже зашло. Живот
свело судорогой. Если наступила темнота, у Кэтрин нет шансов выжить.
– Не паникуй, это просто тучи. До сумерек еще четыре
часа.
Я перевела дыхание и пошла в ванную, пошатываясь. Плеснула
холодной водой на лицо и шею. Была я бледна, как привидение. Этот сон навел мне
Жан-Клод или Николаос? Если Николаос, значит ли это, что у нее есть надо мной
власть? Нет ответов. Ни на что нет ответов.
Когда я вернулась, Эдуард снова сидел в кресле. Он смотрел
на меня, как мог бы смотреть на интересное насекомое ранее не известного ему
вида.
Не обращая на него внимания, я позвонила в офис Кэтрин.
– Привет, Бетти, это Анита Блейк. Кэтрин у себя?
– Здравствуйте, мисс Блейк. Я думала, вы знаете, что
мисс Мейсон с тринадцатого по двадцатое не будет в городе.
Кэтрин мне говорила, но я забыла. Наконец-то хоть в чем-то
повезло. Давно пора.
– Я совсем забыла, Бетти. Очень тебе благодарна. Куда
больше, чем ты можешь себе представить.
– Рада была помочь. Мисс Мейсон наметила первую
примерку свадебного платья на двадцать третье.
Это она сказала так, будто мне от этого должно было стать
лучше. Не стало.
– Я не забуду. Пока.
– Всего вам наилучшего.
Я повесила трубку и позвонила Ирвингу Гризволду. Он был
репортером в “Сент-Луис Диспетч”. И еще он был вервольфом. Вервольф Ирвинг. Не
очень звучало, но что будет лучше? Вервольф Чарльз? Нет. Джастин, Оливер,
Брент? Никак.
Ирвинг ответил после третьего гудка.
– Это Анита Блейк.
– Привет, что случилось?
Голос у него был подозрительным, будто я звонила только
тогда, когда мне что-то было надо.
– Ты знаешь кого-нибудь из крысолюдов?
Он молчал почти слишком долго, потом спросил:
– Что ты хочешь знать?
– Не могу тебе сообщить.
– Это значит, ты хочешь, чтобы я тебе помог, но
репортажа мне из этого не сделать?
Я вздохнула:
– Примерно так.
– Так с чего мне тебе помогать?
– Ирвинг, не утомляй. Ты от меня получил достаточно
эксклюзивов. Моя информация у тебя идет на первую полосу. Так что перестань
меня огорчать.
– Ты вроде сегодня не в духе?
– Ты знаешь крысолюдов или нет?
