– Камень и палка сломают мне кость, но пуля не тронет
меня.
– Великолепно, комедиант! – сказала я.
Эдуард выстрелил снова, но Захария нырнул за ствол дерева.
Оттуда он позвал:
– Только не стреляйте мне в голову. Я не знаю, что
случится, если вы мне всадите пулю в мозг.
– Давай узнаем, – предложил Эдуард.
– Прощай, Анита. Я не останусь смотреть.
И он ушел, окруженный группой гулей. Он пригнулся в
середине, я думаю, прячась от пули в мозг, но целую минуту я его не видела.
Еще два гуля вышли из-за машины, пригибаясь на гравийной
дорожке. Один из них был женщиной, и на ней еще болтались клочья одежды.
– Надо им что-то показать, чего они боятся, – сказал
Эдуард. Я ощутила его движение, и пистолет его выстрелил дважды. Ночь заполнил
высокий пищащий визг. Гуль с моей машины спрыгнул на землю и спрятался. Но со
всех сторон перли еще гули. Не менее пятнадцати были готовы вступить с нами в
игру.
Я выстрелила и попала в одного из них. Он упал на бок и
покатился по траве, завизжав, как раненый кролик. Жалобный и животный звук.
– Есть тут место, куда можно убежать? – спросил Эдуард.
– Сарай, – ответила я.
– Он деревянный?
– Да.
– Он их не остановит.
– Нет, – согласилась я. – Зато уберемся с открытого
места.
– О'кей. Что-нибудь еще до того, как начнем движение?
– Не беги, пока не подойдем к сараю вплотную. Если ты
побежишь, они решат, что ты испугался, и погонятся.
– Еще что-нибудь?
– Ты не куришь?
– Нет, а что?
– Они боятся огня.
– Класс. Нас сожрут заживо, потому что ни один из нас
не курит!
Я чуть не засмеялась – такой у него был возмущенный тон, но
тут один гуль пригнулся на меня прыгнуть, и я всадила ему пулю между глаз.
Некогда тут ржать.
– Пойдем. Тише едешь – дальше будешь, – сказала я.
– Жаль, что я автомат оставил в машине.
– Мне тоже.
Эдуард сделал три выстрела, и ночь огласилась визгом и
животными криками. Мы двинулись к дальнему сараю. Был он примерно в четверти
мили. Намечалась долгая прогулка.
Один из гулей бросился. Я его сбила, и он рухнул в траву, по
это было как стрельба по мишеням – без крови, только дыры. Пули им вредили, но
недостаточно. Куда как недостаточно.
Я шла почти задом наперед, одной рукой держась за Эдуарда.
Их было слишком много. Мы не доберемся до сарая. Никак. Пискнул цыпленок в
клетке. Тут мне в голову пришла идея.
Я пристрелила одного цыпленка. Он упал, и остальные птицы
забили в панике крыльями по деревянной клетке. Гули застыли, потом один вытянул
морду и понюхал воздух.
Мальчики, свежая кровь. Идите быстрее. Мясо, мальчики!
Два гуля бросились к цыплятам, остальные последовали за
ними, карабкаясь на спины друг другу, разламывая клетку, чтобы добраться до
лакомых кусочков.
– Продолжай идти, Эдуард, не беги, просто иди чуть
быстрее. Цыплята задержат их не надолго.
Мы пошли чуть быстрее. Звуки скребущих когтей, хруст костей,
плеск крови – все это было неприятное предисловие.
На полпути к сараю ночь огласил вой – долгий и злобный. Так
не воет ни одна собака. Я оглянулась. Гули неслись за нами, прыгая на
четвереньках галопом.
– Беги! – крикнула я.
Мы побежали. Ударились в дверь сарая, и эта дрянь оказалась
заперта на висячий замок. Эдуард отстрелил замок – некогда было его взламывать.
Гули были уже рядом и выли оглушительно.
Мы влезли, закрыли дверь, как бы мало пользы в этом ни было.
Возле потолка было небольшое окошко, в него вдруг ворвался лунный свет. У одной
стены стояло стадо косилок, еще несколько свисали с крючьев. Садовые ножницы,
лопатки, бухта шланга. Весь сарай пропах бензином и промасленными тряпками.
– Дверь подпереть нечем, Анита, – сказал Эдуард.
Он был прав. Мы отстрелили замок. Черт побери, где тяжелые
предметы, когда они тебе нужны?
– Подопри косилкой.
– Она их надолго не задержит.
– Лучше, чем ничего, – сказала я.
Он не шевельнулся, и потому я подкатила ее сама.
– Меня заживо не сожрут, – сказал Эдуард и заложил в
пистолет новую обойму. – Если хочешь, я могу сначала тебя, или сделай это сама.
Тут я вспомнила, что сунула в Карман пачку спичек, которую
дал мне Захария. Спички, у нас есть спички!
– Анита, они уже почти здесь. Ты хочешь сделать это сама?
Я вытащила пачку спичек. Слава тебе, Господи!
– Поэкономь пули, Эдуард.
Я подняла другой рукой канистру с бензином.
– Что ты собираешься делать? – спросил он.
Гули ломились к нам, они уже почти пробились.
– Я собираюсь поджечь сарай, – сказала я, плеснув
бензином на дверь. Острый запах застрял у меня в горле.
– Вместе с нами? – спросил Эдуард.
– Ага.
– Я бы лучше застрелился, если тебе все равно.
– Я не планирую умирать сегодня, Эдуард.
Лапа ударила в дверь, коготь раздирал дерево на части. Я
зажгла спичку и бросила ее на пропитанную бензином дверь. Ухнуло, вспыхивая,
голубое пламя. Гуль завопил, охваченный огнем, отскакивая от разбитой двери.
Вонь горелого мяса примешалась к бензиновой гари. Горелая
шерсть. Я закашлялась, поднеся руку ко рту. Огонь пожирал дерево сарая,
захватывая крышу. Больше бензина не надо было, и так эта проклятая халабуда
стала огненной западней. А мы внутри. Я не думала, что огонь разойдется так
быстро.
Эдуард стоял у задней стены, зажав рот рукой. И голос его
был приглушенным.
– У тебя был план отсюда выбраться, если я правильно
помню?
В стену ударила рука, стараясь зацепить его когтями. Он
отшатнулся. Гуль стал прорываться в дыру, стремясь к нам. Эдуард всадил ему
пулю между глаз, и гуль скрылся из виду.
Я схватила с дальней стены грабли. На нас сыпались угольки.
Если нас не удушит дым, то завалит рухнувшая крыша.
– Снимай рубашку, – сказала я.
Он даже не спросил, зачем. Дисциплинированный ты мой. Он
сорвал с себя кобуру, стянул рубашку через голову и бросил ее мне, а кобуру надел
обратно.
Я обернула рубашку вокруг зубьев грабель и макнула в бензин.
Подожгла от стены – спички уже не были нужны. Передняя стена сарая поливала нас
огнем. Искорки жалили кожу, как осы.
