Lero Lero Lillibullero
Lillibullero bullen a la
Lero Lero Lero Lero
Lillibullero bullen a la
А это не простая песня… «Лиллибуллеро» – оружие в политической борьбе. Сатирическая и политическая песенка, высмеивающая католическую династию Стюартов. Сочинили ее в 1686 году, а пик популярности пришелся на 1688 год, на так называемую «Славную революцию», свергнувшую короля Иакова II Стюарта с британского престола.
Затем песенка потеряла актуальность, стала забываться… В 1745-46 годах тема борьбы со Стюартами вновь стала необычайно злободневной. Подзабытую песенку вытащили на свет божий, стряхнули пыль, подновили текст, – и пустили в дело.
В те времена не существовало радио, ТВ, Интернета, газетная публицистика находилась в зачаточном состоянии. И тем не менее информационные войны велись очень активно. Для читающей публики сочинялись и издавались отдельными брошюрами политические памфлеты, крайне популярные в восемнадцатом веке. Для граждан неграмотных выпускался пропагандистский продукт попроще, – сатирические песенки вроде «Лиллибуллеро».
Неграмотный матрос, насвистывающий «Лиллибуллеро», – отличная примета времени, еще раз убеждающая: дело происходит в 1746 году.
Но на самом деле не все так просто… Вполне может быть, матрос насвистывал вовсе не ее. Дело в том, что об этом факте сообщает нам доктор Ливси – и сам, пардон за каламбур, занимается художественным свистом.
Проблема вот в чем: матрос свистит на берегу, вернее, в вытащенной на берег шлюпке, а доктор слышит свист с палубы «Испаньолы». До берега недалеко, треть мили по перпендикуляру, но шлюпки находятся не напротив корабля – в стороне, в устье речушки, там, где удобно причалить и высадиться.
Допустим, до шлюпок половина морской мили – т. е. чуть больше девятисот метров, почти километр. Трудновато услышать, что насвистывает матрос… Тихой ночью и над спокойной водой еще можно. Но стоит день, рокочет прибой, чайки с громкими криками ловят рыбу (о чем упоминал Хокинс), в лесу на острове тоже наверняка кричат птицы, потревоженные матросами… Или у Ливси феноменальные уши-локаторы, как у летучей мыши, или доктор нам банально соврал.
Матрос-свистун, кстати, не слышит с берега, что происходит на борту «Испаньолы». А там происходят события, сопровождаемые не то что насвистыванием – громкими криками. «Вниз, собака!» – кричит капитан Смоллетт на одного из матросов. Но на берегу никто не обращает на крик внимания…
Так что Ливси скорее всего не мог расслышать, что именно исполняет матрос: мелодию «Лиллибуллеро», или «Лили Марлен», или что-то еще… Да и не важно. Интересно другое: доктор приписывает антиякобитскую песенку человеку нехорошему – пирату, мятежнику, убийце… Не «Интернационал» приписывает, не «Сундук мертвеца», не «Взвейтесь кострами, синие ночи», – именно «Лиллибуллеро».
Почему?
Все очень просто. Доктор Ливси – сам якобит.
* * *
Эмиссары принца Чарли, конечно же, не могли оставить без внимания Бристоль и его окрестности. Пункт стратегический… С севера над Бристольским заливом нависает Уэльс, давний оплот Стюартов, еще севернее – Манчестер, где якобитские традиции тоже были сильны.
На северо-западе, за нешироким Ирландским морем, – Ирландия, католическое население которой всегда принимало сторону претендентов-католиков. Да и Славная революция окончательно победила на Зеленом острове на два года позже, чем в Лондоне – лишь в 1690 году, когда ирландская армия во главе с Иаковым Стюартом была разбита при Бойне…
И сам город Бристоль традиционно поддерживал Стюартов. Во время гражданской войны в Англии город до конца оставался на стороне короля Карла I Стюарта. Большинство окрестных землевладельцев принадлежало к партии тори. А приверженцы этой партии давно уже раскаялись, что некогда объединились с вигами и устроили Славную революцию – при ганноверской династии виги постоянно находились у власти, тори – постоянно в оппозиции, и нетрудно догадаться, члены какой партии получали чины, награды, высшие государственные должности… Да и госаппарат на местах формировался не из оппозиции. Короче говоря, землевладельцы-тори весьма сочувствовали делу Молодого Претендента и восставших якобитов.
Возможно, если бы доктор Ливси был бристольским джентри, он и сам бы принадлежал к партии тори и симпатизировал бы якобитам…
Да только он не местный. Он приехал в те края совсем недавно. Скорее всего, через месяц или два после битвы при Фонтенуа… Незадолго до высадки принца Чарли.
Вот как доктор Ливси впервые появляется на страницах мемуара Хокинса: «…В общую комнату проводил его я и помню, как этот изящный, щегольски одетый доктор в белоснежном парике, черноглазый, учтивый, поразил меня своим несходством с деревенскими увальнями, посещавшими наш трактир».
Удивление Хокинса понятно: человек с манерами и внешностью дворянина – и вдруг исполняет малопочетную среди дворянства должность «клистирной трубки».
А мы удивимся другому – удивлению Хокинса. Почему доктор поразил Хокинса при этой встрече? Если бы Ливси хотя бы несколько лет трудился медиком в тех местах, Джим уже привык бы к его внешности и манерам, а заодно и к белоснежному парику… Хокинс впервые видит Ливси, вот и поражается.
Джим, несмотря на его юный возраст, можно сказать старожил – лет пятнадцать, как минимум, безвыездно прожил в тех местах. Даже если в «Адмирале Бенбоу» никто никогда ничем не болел, в деревушке юный Хокинс наверняка имел бы оказию повстречаться с Ливси – если бы доктор прожил в тех местах более-менее длительный срок.
Но доктор поселился там совсем недавно… Хокинс видит его впервые, оттого и поражается парику и т. д.
Однако мог ли чужак и приезжий стать мировым судьей?
Мог. Если прибыл на постоянное жительство – вполне мог. Для мировых судей существовало три ценза. Во-первых, возрастной – претендовать на должность могли люди старше двадцати одного года. Ливси, надо полагать, этому критерию соответствовал. Во-вторых, имущественный, – претендент должен был владеть недвижимостью, приносящей доход не менее ста фунтов в год (время приобретения недвижимости и срок владения ею не регламентировались). Раз Ливси судья, такая недвижимость у него имелась. В-третьих, территориальный ценз, – претендент должен был жить в той местности, где намеревался осуществлять судейские функции, либо на расстоянии не более пятнадцати миль от нее.
Любой желающий, удовлетворяющий требованиям цензов, мог явиться к лорд-лейтенанту графства и записаться мировым судьей.
Но эта запись давала только пожизненное почетное звание, способное лишь украсить визитную карточку, – никак не оплачиваемое и никакой реальной власти не предоставляющее. Таких судей в каждом графстве насчитывались сотни.
Чтобы командовать полицейскими, выселять бродяг и т. д. – необходимо было получить особую королевскую грамоту, имеющую силу в течение года, и принести присягу.
Получал ли Ливси такую грамоту? Приносил ли присягу?
