Ружья, напротив, оружие штучной работы. С каждым мастер-оружейник возился, доводя до ума, добиваясь идеальной центровки и гладкости стенок канала ствола. Каждое тщательнейшим образом пристреливал. И, естественно, никаких подкалиберных боеприпасов – пули отливались для каждого ружья в индивидуальной формочке, размером идеально соответствуя дулу. По точности стрельбы ружья уступали нарезным винтовкам, но значительно превосходили армейские мушкеты. Со скорострельностью та же картина – промежуточное положение между винтовкой и мушкетом.
В романе «Три мушкетера» замечательно продемонстрирована разница между ружьями и мушкетами. Осада Ла-Рошели, д′Артаньян гуляет в одиночестве по тропинке вдали от траншей и бастионов, радуется, как обхитрил его высокопреосвященство кардинала Ришелье в деле с подвесками; вдруг – ба-бах! – выстрел издалека, за ним второй, – и пуля сбивает с д′Артаньяна шляпу. Гасконец залег и сразу заподозрил, что стреляли не из армейского мушкета, больно уж выстрел меткий… Неопытные читатели удивлены: как так, отчего же меткий, если попали в шляпу, а не в голову? А мы теперь читатели опытные и понимаем: д′Артаньян оценил ситуацию абсолютно верно, мушкетная пуля отклонилась бы на пару метров при стрельбе с дальнего расстояния. Так и оказалось – на мушкетера охотились киллеры, нанятые злокозненной миледи. С ружьями охотились, разумеется.
Естественно, сквайр Трелони, богатый землевладелец, имел в усадьбе коллекцию ружей, статус обязывал. Естественно, он взял хотя бы одно ружье на борт «Испаньолы», а то и два-три.
Но был ли сквайр и в самом деле отличным стрелком, непонятно. Заработать такую репутацию может любой, если оружие его на порядок лучше, чем у остальных.
* * *
Кроме мушкетов и ружей, персонажи активно палят из пистолетов.
С пистолетами ясности никакой нет, в отличие от «Смуглой Бесс». В массовом порядке для рядового состава пехоты они не производились, а офицеры (и солдаты элитных частей: гвардии, кавалерии) заказывали пистолеты у оружейников индивидуально.
Пистолет – мощное оружие, которое можно незаметно носить под одеждой – вскоре после появления приобрел популярность у криминальных элементов, у всевозможных романтиков больших дорог и темных переулков. Первый запрет на короткоствол с колесцовым замком датирован 1523 годом – власти Феррары (Италия) посчитали, что новый вид оружия стали чересчур активно использовать наемные убийцы (в Италии эпохи Возрождения профессия киллера, иначе говоря bravi, была весьма распространена и востребована).
Активно пользовались пистолетами и пираты. Не из-за преимуществ скрытого ношения, разумеется. Но идти на абордаж с громоздким мушкетом неудобно, а пара-другая пистолетов не сильно помешает прыжку на борт вражеского судна и в рукопашной схватке даст изрядное преимущество над противником, вооруженным лишь холодным оружием.
Их каких именно пистолетов стреляли на Острове Сокровищ – выяснить нет возможности. Из достаточно портативных, надо полагать, коли уж персонажи носят их в карманах. В дальности уверенного поражения такие системы не могли тягаться с мушкетами – и калибр меньше, и ствол значительно короче. Но меткостью на близких дистанциях не уступали «Смуглой Бесс» (уступить ей по этому параметру трудно, к тому же пистолеты по тщательности изготовления скорее приближались к ружьям, чем к мушкетам). Можно считать, что максимум шагах на десяти-пятнадцати эти пистолеты попадание в человека могли обеспечить, на более дальних дистанциях – как повезет.
* * *
Со стрелковым оружием с грехом пополам разобрались… Но ведь на борту «Испаньолы» стояла еще и пушка! Весьма загадочная артсистема, судя по описанию…
Но с пушкой опять-таки не разобраться без экскурса в историю артиллерии восемнадцатого века…
Отложим. Надоело описывать ТТХ мертвого железа.
Поговорим лучше о людях, это значительно интереснее. И о пиратском мятеже, который случился не на борту «Испаньолы», а в головах сквайра, капитана и доктора.
Глава четырнадцатая
История с пистолетами или День больших глупостей
Итак, Джим Хокинс улизнул на берег в компании якобы мятежников, здраво рассудив: на борту назревает заваруха, в которой легко и просто можно получить пулю в затылок от своих… От Тома Редрута, если говорить прямо.
Рассудительного юношу такая перспектива не устраивала и он предпочел общество матросов и Джона Сильвера. Роль летописца событий временно перешла к доктору Ливси. Но у доктора проблема: описывать нечего. События упорно не хотят происходить.
Одни матросы гуляют и расслабляются на берегу, другие, числом шесть человек, остались на «Испаньоле». Ливси пишет о них: «Шестеро негодяев угрюмо сидели под парусом на баке».
Поскольку иных признаков негодяйства не просматривается, надо полагать, что нелестный эпитет доктора вызван исключительно угрюмым видом матросов. Угрюмо же сидят, что не ясно? Значит, замышляют недоброе! Вот-вот нападут и всех перережут!
Но с другой стороны, с чего бы этим шестерым радоваться жизни? Позади долгое плавание, все истосковались по твердой земле, и прочие сейчас отдыхают на острове, а этих шестерых не взяли, оставили на вахте… С чего им веселиться? С какой радости шутить и улыбаться?
Эта шестерка осталась на борту не для того, чтобы надзирать за сквайром и его компаньонами. Они на вахте. Поясним для тех, кто плохо разбирается в корабельных порядках: сутки на флоте делятся на шесть вахт, по четыре часа в каждой. Соответственно, экипаж делится как минимум на три равных части, именуемых вахтенными отделениями: одна треть матросов дежурит по кораблю, другая отдыхает, сменившись с дежурства, третья, т. н. подвахтенные, – готовится заступить на дежурство. Есть еще кое-какие тонкости (например, подвахты, длительностью вдвое меньше обычных вахт, вводимые для того, чтобы одни и те же люди не дежурили в одно и тоже время, ночью, например), но вдаваться в них не будем, общий принцип понятен.
Так вот, шесть человек – ровно треть матросов «Испаньолы», вахтенное отделение. Сильвер не в счет, он кок и вахту не стоит. Они, эти шестеро, и несут дежурство по кораблю, а два других вахтенных отделения, двенадцать человек, гуляют по острову. Все по уставу, все как положено, никаких признаков неповиновения, не говоря уж о мятеже.
И угрюмый вид объясняется просто: вот-вот пробьют четыре склянки, половина вахты позади, но подвахтенные-то отпущены на берег до темноты! Никто не сменит в срок! Мало того, что лишились увольнительной на берег, так еще и дежурить за других часть их вахты…
Чуть раньше Хокинс свидетельствует: «После долгих споров команда разделилась так: шестеро остались на корабле, а остальные тринадцать, в том числе и Сильвер, начали рассаживаться в шлюпках».
У юнги Джима морской стаж с гулькин нос, и он попросту не понял, о чем шел спор. Матросы не выясняли, кому плыть на остров, а кому остаться. Предметом диспута стал другой вопрос: вернутся ли подвахтенные, чтобы сменить оставшуюся на шхуне шестерку?
