Наташа каким-то чудом сумела извернуться на лету – уезженный щебень проселка не попал по лицу. Но все равно приземлилась неудачно. Плечо, бок, бедро ударились жестко, хрустко. Боль вспыхнула мгновением спустя, и за это мгновение Наташа успела испугаться: перелом! конец!
Обошлось. Кости и мышцы ныли, но двигаться она могла. Чем тут же и воспользовалась – быстро перекатилась несколько раз, стараясь оказаться как можно дальше от машины. Наташа не видела, куда катится, и не увидела, что остановило ее движение, но спина уперлась во что-то упорно-неподатливое. Она подняла голову. «Форд» был рядом, метрах в четырех…
Наташа лежа изогнулась, подтянула связанные ноги к кистям рук, торопливо шарила пальцами по ремню: пряжка?! где пряжка!? Нащупала, лихорадочно, срывая ногти, возилась, пытаясь на ощупь понять, за что там нужно потянуть или дернуть, или на что нажать. Секунды улетали – ничего не получалось.
Звуки из машины доносились страшные. Вопли, в которых не осталось ярости – только испуг Удары – что-то там билось о стены, так что «Форд» покачивался на рессорах Вой – не человеческий, человеческая глотка не смогла бы издать такого – вой попавшего в капкан зверя.
Потом – выстрелы. Один, второй, третий.
Вот и все. Конец. Наташа подумала об этом со странной отрешенностью, словно там убили вовсе не Андрея. И словно очень скоро убьют вовсе не ее.
Она ошиблась. Не кончилось ничего.
Из двери выпал человек. Голова ударилась о щебенку, ноги остались в машине. Тело не шевелилось. Она не присматривалась, она знала, кто это.
Наташа снова хотела закричать, снова забыв о кляпе, но в этот момент защелка ремня неожиданно расстегнулась. Она неловко, без помощи рук, вскочила на ноги. В «Форде», к ее удивлению, что-то еще происходило. Неважно. Бежать! К людям, за помощью! Но куда?!
Она огляделась. Где же дорога, с которой съехал микроавтобус? Должна была быть рядом, но в сгустившихся сумерках Наташа не увидела. Лишь поняла, во что уперлась в своей отчаянной попытке укатится. Ограда, металлическая сетка-ограда трансформаторной будки. Табличка «НЕ ВЛЕЗАЙ, УБЬЁТ!».
Мгновения странно, резиново растягивались. Она успела рассмотреть во всех подробностях (хотя уже изрядно стемнело) эту табличку, как будто изучала ее от нечего делать долго и внимательно, разглядела и потеки ржавчины, и оскаленный череп, и черный зигзаг молнии, и полустертые следы маркера, зачеркнувшего первое слово и вставившего «Е» в последнее…
На деле, конечно, она лишь скользнула по табличке взглядом;
Яркий свет. Фары. Их лучи пробились сквозь листву, мимолетно осветили – и ушли в сторону. Звук мотора, Машина. Машина вписалась в поворот! Шоссе! Рядом, за кустами. Люди едут мимо, не зная, что творится здесь.
Наташа бросилась было туда, но кусты стояли колючей стеной. Не протиснуться. Надо пробежать мимо «Форда». И она побежала. Ноги были как ватные – не от страха, затекли в неподвижности.
Она остановилась резко, словно опять уперлась в металлическую сетку. Фары вновь осветили ее и все вокруг, по шоссе катила очередная машина – и Наташа увидела. Человек, раскинувший руки по земле, не был Андреем. Это был тот, кого она про себя называла «главным».
Она, в очередной раз, попыталась закричать – и очередной крик умер внутри. Горла у человека не было. Просто не было – черный, липко-влажный провал. В нем что-то клокотало, побулькивало.
Машина вписалась в поворот и уехала. Стало темно. Даже темнее, чем было. Или это потемнело в глазах? Все ощущения ушли. Кроме одного: что она вся покрыта потом – отвратительным, липким, холодным, струйки его извивались под одеждой, как гнусные маленькие змейки. Звуки тоже исчезли, Наташа перестала слышать их – лишь кровь стучала в виски торопливой дробью. В «Форде» – мертвая тишина. Мертвая…
Потом исчезло вообще всё.
В Красноярске уже близилось утро.
Герман – улыбчивый парень лет тридцати, встречавший Эскулапа в Емельянове – оказался ярым патриотом Сибири И, по совместительству, поклонником покойного генералиссимуса. Не Суворова, понятно.
Всю дорогу – а добираться до города было достаточно далеко – он распространялся о том, что будущее России – это Сибирь, только Сибирь, и ничего кроме Сибири. Заодно изложил свое, достаточно логичное объяснение сталинских чисток:
– Зря и понапрасну никого не сажали и не расстреливали, – говорил Герман. – Как всегда в политических делах, корни всего лежат в экономике. Большая часть богатств страны – нефть, руды редких металлов, газ, золото, алмазы – залегает в Сибири, в тундре, в тайге, под мерзлотой Для страны вопросом выживания было переселение нескольких миллионов на эти богом забытые окраины. Раскачать русского мужика, да и горожанина, на добровольное переселение в медвежьи углы пробовал еще Столыпин – чем кончилось, известно. Сталин не хотел, чтобы его империя рухнула подобно николаевской. И сделал то, что сделал. Теперь созданное им рушится и сыпется, рублем народ там не удержать, сидим и ждем, когда всё окончательно развалится, чтобы думские брехуны начали орать: мол, сами все равно ничего освоить не способны, надо отдавать в аренду америкашкам А. то и хуже придумают, как в свое время с Аляской – тоже, мол, осваивать сил не было.
Аляска, по мнению Германа, была и остается российской. Вернее, сибирской.
Эскулап, в принципе согласный с оценкой роли Сибири в будущем страны, политически-озабоченных граждан не любил. И немного изменил русло беседы, пока парень не свернул на бомбежки Ирака или Сербии.
– Кстати, об Аляске, – сказал Эскулап, когда «шестерка» Германа переезжала Енисей по мосту, увековеченному Центробанком. – Стоит ли мелочиться? Наши бледнолицые братья все спорят: кто же открыл им на радость Америку? Викингов уже официально признали, день Лейфа Эрикссона утвердили, наряду с днем Колумба. Теперь следы финикийцев ищут, и доказательства, что Одиссей до Новой Англии добрался. И умалчивают изо всех сил, что Америку и открыли, и заселили наши люди. Сибиряки. За десятки тысяч лет до Колумба, вообще не догадавшегося, что открыл новый континент, умершего в убеждении, что побывал на дальних окраинах Азии… Результаты всех сравнений культур палеолита Си-,бири и Америки однозначны – именно сибиряки весь Новый Свет и заселили, без помощи финикийцев и Одиссея. От Аляски до Огненной Земли. И майя суть потомки сибиряков, и ацтеки, и прочие последние могикане. Бледнолицые братья – пришельцы и оккупанты. В общем, если уж требовать назад свое, так уж полностью.
Германа такие мысли, очевидно, пока не посещали. И заставили призадуматься. По крайней мере в его патриотических речах наступила заминка. Чем Эскулап и воспользовался.
– Где вы предлагаете мне поселиться?
– В Академгородке, это…
– Я знаю, где это.
– Тем лучше. Сейчас заскочим в офис, и сразу – в гостиницу. Я остаюсь в вашем распоряжении до конца командировки. Так что приказывайте.
