Лисовский курил, выпуская струи дыма в разные стороны. Боевые порядки крылатых кровососов на мгновение редели, но тотчас же восстанавливались.
Озеро отсюда видно не было, шикарным видом с поросшего соснами холма пришлось пожертвовать в пользу маскировки – лагерь разбили на его дальнем от Логова склоне. Точнее – лишь наметили место для лагеря, устанавливать и маскировать (особенно маскировать!) палатки майор решил засветло, а сейчас вымотанные «туристы» уснули в положенных на землю спальниках, благо погода позволяла.
Первое дежурство майор взял на себя, хотя, теоретически, был освобожден от этой обязанности как старший группы. Но хотелось посидеть одному, подумать. Проанализировать все происходившее с ними на маршруте. И – не происходившее…
Он снял очки, повертел в руках, водрузил обратно на нос – всё не мог к ним привыкнуть. Маскировкой они не были – зрение ослабло вследствие недавней контузии и ранения в голову. Очки были слабенькие – всего минус два – но поставили крест на спецназовской карьере майора.
Уволившись по здоровью из рядов, он присматривал себе непыльную работу в дополнение к военной пенсии – учить уму-разуму молодых в какой-нибудь частной службе безопасности. Однако не преуспел – теплые места все заняты, не идти же рядовым охранником…
В общем, ничего подходящего найти Лисовский не успел – раньше его нашли люди, весьма заинтересовавшиеся, чем таким жутко секретным занялись их коллеги-конкуренты из «ФТ-инк.» на бывшем военном объекте. Заинтересовавшиеся – и потерявшие нескольких человек, пытавшихся удовлетворить вполне законную любознательность своих нанимателей.
Люди бесследно исчезли.
Понятно, любопытство от этого только раззадорилось, но нужны были спецы куда более высокого класса. Когда Лисовский узнал, какими методами ему предлагают поработать – отказался, не вникая в подробности. В ответ была названа сумма, позволившая бы осуществить давнишнюю мечту майора – провести остаток жизни в собственном доме в среднерусской полосе, занимаясь охотой и рыбалкой и не заботясь о хлебе насущном. Лисовский согласился.
И вот теперь он сомневался: не слишком ли гладко все идет?
Какой-то турпоход для старшеклассников.
– Теперь меня зовут иначе, – сказал Генерал.
– Поздравляю, – в тоне собеседника слышалось ехидство. – Я, вообще-то, в курсе. Надеюсь, ты хотел сообщить мне не только это?
– Не только. У меня имеется информация. Не знаю, насколько она тебя заинтересует. Но у вас там, в Петрозаводске, наверняка есть люди, которые очень бы хотели ее узнать.
– Что за информация?
– О так называемой «Обители Ольги-спасительницы». О том, кто там побывал на прошлой неделе. О последних гостях. Самых последних.
Человек на другом конце линии молчал – довольно долго. Потом произнес медленно и раздельно:
– Меня это интересует. Более чем.
Через несколько минут Генерал повесил трубку и подумал, что скоро у господина Савельева возникнут серьезные проблемы. А он, Генерал, постарается, чтобы проблем стало еще больше.
– Значит, третьего марта… – задумчиво протянул Ростовцев.
Третьего марта он исчез. Пропал. Ушел и не вернулся. А на заросшей соснами поляне проснулся (как то выяснилось уже на буксире) седьмого июля. Где был и что делал четыре с лишним месяца – непонятно.
Чужая (опять чужая!) одежда покалывала отмытое в душе тело. Серая спецовка, наверняка предназначенная для пейзанских трудов, однако выстиранная, ненадеванная, еще припахивающая дешевым хозяйственным мылом. Вроде и не тесная, но чужая, неудобная. Всплывающие обрывки воспоминаний казались Ростовцеву такими же – чужими и колючими. Неудобными.
– Ну хоть что-то я сказал? Хоть как-то намекнул, куда собираюсь?
Наташа не колебалась и не пыталась что-либо вспомнить. Про последний день начальника ей приходилось рассказывать часто и в самых мелких деталях.
– Нет. «По делам» – и все. Через пару часов обещал вернуться.
Ростовцев напряг память, пытаясь вспомнить эти «дела».
Бесполезно. Черная дыра.
Разговор у них получался интересный. Наташа говорила, напоминала о чем-то. – и в памяти мгновенно заполнялась лакуна, вспыхивала четкая картинка-воспоминание: да! да! именно так все и было! Но в заполнении огромного четырехмесячного провала Наташа ничем помочь не могла.
Рассказанный ею обрывок подслушанного разговора состоял сплошь из намеков, и Ростовцев не мог взять в толк, в какие такие «серьезные игры серьезных людей» угораздило его вляпаться…
Они сидели рядом на топчане. Толстая свеча горела медленно, оплывала – прозрачные капли стеарина скатывались вниз, густели, мутнели и застывали причудливыми потеками, образуя загадочно-непонятные фигурки. Потом до этих фигурок добиралось ползущее вниз пламя и все начиналось сначала. Он подумал, что его память как свеча – течет и мутнеет, и ничего не понять в возникающих на миг фантомах.
Наташа в колеблющемся желтом свете казалась красивой. Романтичной и загадочной. Может быть, все женщины при свечах такие? Или в пресловутые четыре месяца никаких женщин у него не было, и в этом все дело? Ростовцев не знал.
Не помнил.
– Должна быть какая-то зацепка, – сказал он. – Кирпичи просто так на голову не падают. И люди просто так, ни с того, ни с сего, – не исчезают. Подумай. Вспомни. Какие-нибудь заморочки в бизнесе были? Или в семейной жизни?
Она пожала плечами. Люди в форме неоднократно расспрашивали ее об этом – после исчезновения Ростовцева.
– Ты разводился с женой, с Ларисой, – сказала Наташа бесцветным голосом.
Да, точно, так оно и было. Разводился. В памяти всплыло вечно недовольное женское лицо… И что-то еще пыталось всплыть, но Ростовцев не захотел вспоминать. Но… Он уходил к кому-то… К Наташе? Или…
– И что она сейчас? Лариса?
– Сейчас она на отдыхе, где-то за границей, я даже не знаю – где. Считается наследницей твоей части «Строй-инвеста», ждет, когда официально объявят пропавшим без вести. Все дела ведет Москалец, но как-то с ней делится, в подробности меня не посвящали.
Москалец… Компаньон, с которым начинали бизнес почти с нуля. Бывший офицер-гэбэшник, чьи связи помогли избегнуть многих проблем, встающих перед новоявленными предпринимателями… Стоп, стоп… Что-то такое вспоминается, о чем-то они с Москальцом жарко спорили перед… Какой-то сомнительный проект…
Наташа поняла с полуслова его смутные воспоминания:
– Ты имеешь в виду тендер на строительство поселка для отставников? Двадцать четыре типовых трехквартирных коттеджа?
Точно! Именно так! Москалец был готов зубами вцепится в этот заказ, суливший немалые барыши. А Ростовцев сомневался – больно уж много роилось алчного народа вокруг программы строительства жилья для бывших военных, слишком большие требовались «откаты». Сомневался и настаивал на отказе от попахивающего проекта. А ему принадлежало шестьдесят процентов фирмы…