Совет старухи Ольховской: «А ты разузнай у святого Вонифатия…» Женя воспринял не то как издевку, не то как бред умирающей. И не соотнес эти слова с иконой, привлекшей тогда его внимание странной формой заменявшего лик святого пятна (буквы под слоем лампадной копоти и тридцать лет назад разобрать было невозможно)…
Впрочем, в чудодейственную силу образов Эскулап не верил и теперь.
Но память, которую он терзал в поисках выхода и спасения, услужливо подсказала и другую особенность старой иконы. Толщина! Доска, на которой был изображен св. Вонифатий, по крайней мере вдвое превышала обычную.
Мысль мелькнула простая и очевидная – тайник! Тайник, в котором лежит… Что там может лежать, Эскулап, честно говоря, не представлял. Что, собственно, могло перевесить все возможности Лаборатории – технические, информационные, финансовые? Но что-то ведь смогло…
Эскулап знал точно – летом 38 года старая Ольховская ездила в Канск, и две недели обивала пороги, и добилась-таки свидания с сыном… Что она могла передать ему тогда? Некий амулет? Чудодейственное снадобье?
Неизвестно.
Но осенью Ольховский сбежал из лагеря (почему выжидал три месяца? – сплошные загадки). И побег сопровождался странной гибелью отряженной на поиски беглеца группы вохровцев…
Гибли люди и потом, уже в окрестностях Нефедовки – в дальних, до сотни километров, окрестностях – пока в 45-м вернувшиеся с войны сыновья погибшего от зубов неведомого зверя соседа Ольховских не организовали облавную охоту. И запаслись, надо думать, серебряными пулями… Но самое главное – за предшествующие шесть лет Владислава Ольховского не раз видели в человеческом обличье! Процесс был обратим, и, скорее всего, был обратим произвольно. Легенда о кеноцефалах обретала новый смысл.
Утопающий, как известно, хватается за соломинку. Умирающий – за веру в шарлатанов, варящих волшебные зелья, и в белых магов, снимающих порчу, и в исцеляющую силу икон и святых источников…
Эскулап умирал.
И исключением среди прочих умирающих не был, несмотря на три докторских диссертации, защищенные под тремя разными фамилиями. Правда, слепой вере все-таки предпочитал попытку разобраться в загадке…
И вот ключ к ней оказался в руках.
– Ты что же, варначье семя, задумал?! – вопила женщина.
Эскулап тяжело повернулся к ней. Икону не выпустил, прижал к груди.
Женщине было лет сорок – не Евстолия, мелькнуло у Эскулапа. Может, дочь? Одета, в затрапезные, вытянутые на коленях треники и кофту последнего срока носки. В руках держит измазанные в земле перчатки. Возилась на задах, на грядках, не иначе…
Она продолжала кричать что-то, рот широко раззевался, но Эскулап не вслушивался. Все заготовленные подходы к хозяйке бесценной иконы мгновенно вылетели из головы. Он не вспомнил, что собирался представиться ученым (при его внешности и манере разговора труда бы это не составило, да если и приняла бы за скупщика, беда небольшая, деньги не пахнут). Представиться солидным, денежным ученым, готовым заплатить круглую сумму за несколько старых икон… Именно за несколько, не выделяя нужную, может быть, даже выбрать другие, а эту прихватить в конце торга, как почти ненужный довесок…
Все планы куда-то исчезли. Сейчас Эскулап напоминал гибнущее животное, увидевшее вдруг путь к спасению – и готовое драться за него клыками и когтями.
– А ну положь на место! – орала женщина. – У меня сосед – участковый, сейчас быс… Эскулап выстрелил. Пуля попала женщине в широко разинутый рот.
Конечно, она отстала.
Да и любой отстал бы от Руслана, несущегося по пустырю странным аллюром, состоящим из стелющихся над землей прыжков.
Какое-то время его спина мелькала впереди, среди редких зарослей. Потом кустарник стал гуще, Руслан таранил его легко, не задерживаясь. И Наташа отстала.
Пошла медленнее, придерживаясь примерно того же направления. Местность понижалась. Под ногами зачавкало. Вокруг зеленели уже натуральные джунгли, она с трудом находила проходы, прямой путь выдержать никак не получалось, и через несколько минут Наташа подумала: все бесполезно, надо возвращаться к машине.
Остановилась, завертела головой, пытаясь понять, в какой стороне осталась дорога, сразу не поняла, пришлось вспоминать, откуда светило солнце, когда она побежала в эту нелепую погоню, и тут… услышала свист. Негромкий. И голос – тоже негромкий:
– Наталья Александровна! Попробуйте пробраться сюда…
Пока она пробиралась – на это ушло минут десять – почему-то думала, что «Наталья Александровна» звучит в устах Руслана вроде и серьезно, но с какой-то глубоко-глубоко спрятанной насмешкой, и кажется, что в мыслях он зовет ее в лучшем случае Наташкой… – думала и не понимала, отчего это вообще ее заботит…
…Ростовцев лежал на земле, в сырой яме, прикрытой нависшими ветвями. Лежал неподвижно, хотя глаза были широко раскрыты. Левая рука сжимала ручку лежавшего рядом чемоданчика.
Наташа не сразу узнала его – другая одежда, перемазанная кирпичной крошкой и болотной грязью; лицо тоже казалось другим, сильно похудевшим. А самое главное – на голове росли волосы. И лицо покрывала густая щетина. Но это был Ростовцев.:
– Он мертв? – спросила Наташа, сама удивляясь, как равнодушно это прозвучало. Она понимала умом, что зрелище мертвого Андрея должно ужаснуть – и не ужасалась. Словно весь запас сильных эмоций исчерпался. До дна. До последней капельки…
– Дышит.
Она опустилась на колени, не обращая внимания на грязь. Взялась за плечо. Легонько потрясла. Андрей не реагировал. Поднесла руку к его глазам, провела туда-сюда…
– Бесполезно. Кома. Я уж всяко пробовал… Что-то тут странное… Говорите, сутки назад ни волосинки у него не было? Ни на лице, ни на теле?
Она кивнула и дотронулась пальцем до волос, покрывавших голову. Такая шевелюра могла отрасти недель за пять-шесть, не меньше. Если, конечно, не принимать всерьез странные рассказы странного человека…
– Непонятно, – сказал Руслан. – Какой-то резкий скачок. Неужели от кувалды, вмазавшей по затылку?
– Почему мы стоим? Ему же нужен врач!
– Врач не поможет. Поможет вот это…
Руслан вынул из внутреннего кармана пиджака плоский кожаный футляр, расстегнул молнию. Достал из ячейки шприц-тюбик. Снял колпачок с иглы и наклонился над Ростовцевым.
– Не смейте!!!
Она думала, что сорванная в схватке с Пасечником глотка не сможет издать такого истошного вопля. Оказалось – смогла.
Руслан выпрямился.
– Хватит! – сказала она уже тише. – Хватит ваших уколов! Не позволю!
Он схватил ее за плечи, подтянул к себе, лицо в лицо. Заговорил быстро и яростно:
– Слушай меня, девочка! Он сдохнет, сдохнет вот здесь, под кустом! В ближайший час! У тебя на глазах! Потому что одна сопливая дура верит лишь в то, чему ее учили в школе! Короче: еще раз вякнешь под. руку – свяжу. И положу в машину к Пасечнику.
