– Хватит. Время операции меняется. Переносится на три часа вперед. Начинаем не в три тридцать, но в половине первого. Так что все, готовимся к выдвижению.
– Но почему? – недоуменно спросила Оленька.
– Да так… Интуиция подсказывает, – туманно ответил майор.
Больше ни у кого вопросов не было. Интуицию Лисовского уважали все.
Глава 9
Сев в подобравший его «пазик», Эскулап понял, что далеко не уедет. Даже до Артемовска не доберется, не то что до Петербурга. Время вышло, в песочных часах падают последние песчинки… Находку придется использовать на месте. Рискнуть всем – и использовать.
Впрочем, какой прием ждал бы его в Питере, можно было только подозревать. Вполне вероятно, что пользоваться жидкостью из флакончика там бы не пришлось…
Значит, надо найти подходящее место – и как можно быстрее. Какое-нибудь безлюдное строение. Рыбачью или охотничью избушку, или покинутую метеостанцию – они почти все сейчас покинуты, или вагончик, брошенный геологами… Лишь бы не было чужих глаз вокруг. Чтобы можно было сложить вещи и чтобы нашлось, куда вернуться, если опыт удастся… А он удастся, теперь Эскулап почти не сомневался, – хотя еще полгода назад подобное предположение его бы развеселило: глотать в антисанитарных условиях подозрительное пойло, унаследованное от умершей тридцать лет назад бабки-ведьмы? – не смешите!
И все-таки…
Если первый эксперимент удастся поставить не на себе… Насколько он понял, буквы в рецепте «ЗЛТН», надчеркнутые титлом, значат «золотник», то есть чуть больше 4 граммов, – значит, порций во флаконе три, а то и все четыре… Можно одну пожертвовать для опыта. Люди ведь и в безлюдных местах встречаются. И нередко в одиночку…
Наевшись, Ростовцев обрел дар речи. И его слова напугали Наташу больше, чем упорное молчание.
– Еда. – Окровавленный палец генерального директора ткнулся в жалкие остатки растерзанной и обглоданной туши. – Хорошо. Хочу.
Наташа смотрела на него с ужасом. Потом попробовала заговорить – медленно, ласково, как с ребенком. Результат удручил. Ростовцев ее не узнавал. Обращенных к нему речей не понимал – выхватывал отдельные слова и иногда отвечал на них, в основном совершенно бессмысленно. Фразы его состояли из одного, максимум двух слов. Постоянно требовал еды. И как-то нехорошо посматривал на Наташу. Как-то слишком заинтересованно.
Руслан не понимал, в чем дело. За годы близкого общения с ликантропами ничего даже близко похожего ему видеть не приходилось. Оставалось единственное средство – повторить инъекцию антидота. Если понадобится – сделать вторую, и третью – пока полу-человек, полу-зверь не выйдет из этого промежуточного состояния. Если вообще выйдет… Шприц-тюбиков у Руслана осталось три. Три последних. Самых последних.
И он пребывал в больших сомнениях, как их лучше истратить.
– Еда! Хочу!!! – в голосе Ростовцева послышались грозные, рычащие нотки. Наташа в испуге отодвинулась.
Руслан принял решение.
– Вот что, Наталья Александровна, – сказал он медленно, с расстановкой. – Давайте, наконец, определимся. Или вы мне верите – целиком, до конца, – и в то, что я вам сообщил, и в то, что я не хочу плохого ни вам, ни Андрею. И готовы рассказать ему все, что видели, подтвердить мои слова. А он не захочет слушать, – кому захочется слушать о себе такое, – придется долго убеждать и доказывать… Или…
Он сделал паузу.
– Что – или?
– Или наши дороги расходятся. Андрей на ногах, более-менее транспортабелен… Можете идти с ним к докторам, в милицию, куда хотите. Если кто-нибудь поможет, буду рад. А я попробую выбраться в одиночку. Нельзя плыть в одной лодке, если каждый гребет в свою сторону.
Он замолчал. Смотрел в упор своими кошачьими глазищами.
Она тоже молчала. Долго. Увидеть глазами, как любимый человек превращается в животное, – можно. Понять умом объяснение этого – тоже можно. А вот принять сердцем…
– Решайте, Наталья Александровна, – нарушил молчание Руслан. – Верите – или нет?
– Зови меня Наташей, – сказала она. – Тебе ведь давно хочется…
Он взглянул на нее удивленно и пристально, и понял – верит.
Она вздохнула:
– Что мы должны сделать?
…После трапезы силы отчасти вернулись к Ростовцеву. И немалые. На дистрофика, попытавшегося задушить Руслана тряпично-вялыми пальцами, он похож уже не был. Почувствовал проколовшую кожу иглу, одним движением отшвырнул и шприц, и державшего его человека. Но содержимое Руслан выдавить успел.
– Больно, – пожаловался Ростовцев. – Плохо.
Они подождали результата. Секунды капали. Изменений не было. Вместо них снова начались требования еды. Руслан достал второй шприц-тюбик. Обнадежил:
– Плохо не будет. Будет хорошо. Еда – потом…
Третья инъекция не потребовалась. Ростовцев опустил веки, расслабился, как будто собирался уснуть… Но дышал часто и неглубоко. Минут через пять открыл глаза снова. И заговорил:
– Где я? Что происхо… Наташа?! А это кто?
Она не ответила. Она зарыдала. Смеркалось.
Разместив пополнение – вернее, тычком пальца назначив среди них главного и сказав, чтоб размещались, как знают, – Ахмед позволил себе немного расслабиться.
Процесс расслабления у него проходил стандартно. Сначала выпивка, потом женщины, потом Ахмеду хотелось пострелять…
Это в идеале.
Но мимо второго пункта сегодня он пролетел. Причем в самом прямом смысле.
Пилот вертолета отказался от заманчивого предложения сделать небольшой крюк – километров полета туда-обратно – и слетать на Пелус-озеро. Поселок там был достаточно большой, и демографическая ситуация в нем (для планов Ахмеда) более чем благоприятная – изрядная часть мужчин украшала своими персонами зоны необъятной страны, а число оставшихся сокращали алкогольные суррогаты да пьяные поножовщины. В общем, найти пару-тройку сговорчивых молодок, желающих прокатиться с бравыми парнями по воздуху, труда бы не составило. Но пилот (когда они возвращались из Олонца) сказал: «Горючки мало». Может и соврал, убоявшись, что какая добрая душа стуканет Мастеру…
Так или иначе, не обломилось. Конечно, Ахмед слупил с воздушного извозчика в виде компенсации литровую бутыль «шила», но все равно обидно. Да и спирт у вертолетчиков был так себе, у лаборантских на порядок лучше, но перед теми постоянные займы Ахмеда сложились уже в большой и неоплатный долг… Впрочем, отдавать его Ахмед и не собирался.
В итоге, употребляя «шило» под жареную, свежевыловленную в озере рыбу (точнее – свеженаглушенную), Ахмед был грустен. Употреблял в одиночестве, и не из жадности или чванства перед подчиненными, но по причине кое-каких свойств характера.
