Майор перехватывает «Беретту» левой – и в упор. В бок, в голову…
Зверь воет. И только.
Да заколдован он, что ли?
Патроны кончаются, одной рукой магазин не сменить. Черт! Где-то тут валялись автоматы убитых, рядом нет, искать некогда… Майор выдергивает нож.
Взрыв. Глухой – граната стиснута между телами.
Зверь отшвырнут. Подыхает. Лапы слабо скребут землю. Вместо воя – поскуливание.
Майор бьет ножом, забыв, что трофей нужен живым. Пытается нащупать артерию в сплетении чудовищных мышц. Не находит и тыкает наугад – раз, другой, третий… По туше прокатывается судорога – затихающая. Нож входит туго, как топор в сучковатое полено, и на очередном ударе застревает. Липкая рукоять скользит в пальцах – не вынуть.
Скулеж смолкает. Лапы неподвижны. Сдох.
Вместо живота – кровавая яма, но Петрусь еще жив. Ненадолго. Майор надеется, не желая сам себе признаться в этом, что ненадолго. Живых спецназ не бросает. Никогда.
Откуда-то – Надежда и Миша. Она, тревожно: «Ранен?» Показывает на лицо. Лицо залито кровью.
Боль в сломанной руке возникает внезапно, словно ниоткуда. Продираясь сквозь нее, майор командует – негромко, старательно выговаривая слова:
– Срубите пару веток потолще. На шину. И надо сладить волокушу. Зверюгу берем с собой. Двоих не утащить, сделаем две ходки к вертолетной.
Надежда и Миша молчат. Понимают – пробиться с бою к вертолетам и взлететь даже с одним местом груза большая проблема. А уж две ходки… Безнадежно.
Но не спорят. Живых спецназ не бросает. И каждый знает – его тоже не бросят.
Миша рубит ветви, Надежда склоняется над Петрусем. Майор спрашивает у нее:
– Что Стас?
– Оказался сукой и… – Она делает короткий жест в районе горла.
Майор кивает.
Что ее очередь уложила неуловимого «Саида»-Марика, до которого они пытались добраться полгода, Надежда не знает.
Петрусь стонет – тихо, жалобно, как ребенок. Разговор обрывается. Про Оленьку никто не спрашивает.
Парень, вытянувший короткую спичку, не обрадовался. Шагать из неизвестности – но надежной, отгороженной сталью и железобетоном, – в неизвестность, наполненную взрывами и выстрелами, не хотелось. На самом деле он вытянул свою жизнь, хоть и не знал этого…
Когда штурвал, отдраивающий наружную дверь, закончил визгливое вращение, и боец приготовился шагнуть в ночь – ликантроп прыгнул. Стоявшего у двери опрокинул, даже не оцарапав когтями. Двух других убил – походя, будь тамбур чуть просторнее, тоже могли бы разминуться миром – тварь торопилась, рвалась внутрь, где была еда. Много еды.
И ворвалась.
Живой ком ярости и голода скатился по лестнице, одним прыжком перелетел коридорчик…
…Погибли все, но не сразу.
Живой снаряд попросту буксовал среди набившейся в тесное помещение добычи – к тому же порой делал секундную паузу, чтобы отправить в желудок оторванный кусок живой, еще трепещущей плоти…
Безоружные люди метались, давя друг друга. Многоголосый вопль бился о низкие своды. Зверь тратил на каждого лишь по одному укусу громадной пасти – и бросался к следующему, добивать было некогда. Но и этого хватало. Многие пытались прорваться к коридору, к тамбуру, к выходу, к жизни, но через взбесившуюся мясорубку не прошел ни один.
…Конюшенко, главный энергетик (по совместительству – главный спец по КИПам), в панику не впал и к выходу не кинулся. Сообразил, где путь к спасению. Торопливо набирал код (из присутствующих знал его только он) на двери, за которой скрывался запасной командный пункт – спряться, отсидеться… Почти успел – замок щелкнул, загудел серводвигатель… Удар в бок был страшен. Боль обожгла. Конюшенко по горячке вскочил на ноги, пошатнулся. Здоровенный кусок брюшины сбоку, справа, был выдран. Торчали разорванные кишки – что-то гнусное, клейкое, зловонное стекало из них. Кровь хлынула мгновением спустя. Канюшенко уже не обращал внимания на творящееся за спиной. Изогнувшись, вывернув шею, не мог оторвать глаз от жуткого зрелища собственных внутренностей. Машинально шагнул вперед в открывшуюся дверь. Подождав секунду-другую, она скользнула по пазам обратно…
Свет зажегся автоматически. Звуки бойни почти не долетали. Было тихо и прохладно. Он метнулся было в угол, к висевшей на стене аптечке – и бессильно остановился. Поздно… Скособочившись, подковылял к КИПовскому шкафу – высокому, плоскому, серому, – на вид стандартному, но прочностью стенок мало уступающему сейфу. Здесь, кроме кода, нужен был ключ. Но Конюшенко всё тут монтировал своими руками и знал все маленькие секреты. После пары хитрых манипуляций он распахнул дверцу, сорвав пломбу. Сделал паузу – бок жгло как огнем, на полу у шкафа собралась лужа крови – и того, зловонного… Хотелось лечь и не шевелиться… Он долго вглядывался в мигание светодиодной панели, долго выстраивал в нужную комбинацию ряд из шестнадцати желтых тумблеров. Дважды сбивался. Наконец огоньки замерли в необходимом положении. Конюшенко сковырнул прозрачную заслонку и надавил большую красную кнопку. Та застыла, словно примороженная. Конюшенко навалился на руку всем слабеющим телом. Кнопка вдавилась, что-то пискнуло, светодиоды замигали. Индикатор замелькал цифрами обратного отсчета. Конюшенко сполз на пол, закрыл глаза и стал ждать смерти.
Активизированная им система в случае визита непрошеных гостей – чересчур многочисленных и настойчивых – должна была стереть с лица земли Логово. На эвакуацию отводилось десять минут…
Делать две ходки не пришлось. Петрусь умер спустя минуту или полторы после взрыва гранаты. Его положили на дно старой траншеи, пересекавшей лес как незатянувшаяся рана, и обвалили стенки. Рыхлый песок осыпался легко…
Волокушу с тварью тащили Миша и Надежда. Майор прикрывал. Хотя боец был сейчас из него не очень – ожила боль в сломанной руке, приглушенная было горячкой боя. Пришлось вколоть ударную дозу анестетика, тело стало ватным, чужим, выполняющим команды мозга с неохотным промедлением.
Темнеющие во тьме силуэты вертолетов были рядом, когда они напоролись.
…Территория Логова оказалась слишком обширна. Со всеми метавшимися по ней вооруженными людьми ликантропы – тоже мечущиеся без всякой системы – столкнуться Просто не смогли. И четверка бойцов Ахмеда, выходившая к вертолетной площадке, весь путь проделала без приключений. Вообще-то они сейчас должны были быть совсем в другом месте, но поглядев, что вокруг твориться, решили уносить ноги. Дезертировать. Смыться. Слинять. По воздуху – один из парней утверждал, что сумеет поднять вертушку. Конкурентов – наверняка обуянных той же мыслью – они увидели возле самой площадки. Что это диверсанты, никому из четверых в голову не пришло. А со своими можно было попытаться договориться, места хватило бы всем. Но шедший первым дезертир, – явно переборщивший сегодня с «косяками» – не задумываясь, ударил длинной очередью. В ответ затрещали приглушенные выстрелы…
