Я отпрянула и стукнулась головой о стену.
– А, черт!
Он улыбнулся, и его глаза блеснули синевой в свете факела.
– Доверьтесь мне. – Он придвинулся, его губы нависли
над моими. – Я вам не причиню вреда.
Эти слова он шепнул мне в рот легким дуновением.
– Так я и поверила, – сказала я, но тихо и неуверенно.
Его губы коснулись моих, мягко прижались, потом поцелуй
сдвинулся от моих губ к щеке. Его губы были мягкими, как шелк, нежными, как
лепестки бархатцев, жаркими, как полуденное солнце. Они скользили у меня по
коже, пока его рот не оказался над пульсом у меня на шее.
– Жан-Клод!
– Алехандро жил уже тогда, когда империя ацтеков еще никому
и не снилась, – шепнул он мне в шею. – Он был здесь, когда пришли испанцы и
пало царство ацтеков. Он выжил, когда другие погибли или сошли с ума.
Язык Жан-Клода, горячий и влажный, лизал мою кожу.
– Перестаньте!
Я уперлась ему в грудь. Его сердце билось у меня под руками.
Мощный пульс на его горле колотился по моей коже. Я уперлась большим пальцем
ему в веко.
– Отодвиньтесь, или я выдавлю вам глаз!
Я часто дышала от страха и хуже того... от желания.
Ощущение его прижавшегося к моим рукам тела, касание его губ
– какой-то скрытой частью своего существа я хотела этого. Хотела его. Итак, я
хочу Мастера, ну и что? Ничего нового.
Его глаз трепетал у меня под пальцем, и я думала, смогу ли я
это сделать. Выдавить этот полуночно-синий глаз. Ослепить его.
Его губы ползли по моей коже, я ощутила прикосновение зубов,
твердое прикосновение клыков к коже моего горла. И вдруг я поняла: да, смогу. Я
нажала, и вдруг он исчез как сон, как кошмар.
Он стоял передо мной, глядя на меня сверху вниз, и его глаза
были сплошь темными, без белков. Губы отведены от зубов, обнажив поблескивающие
клыки. Кожа его была мраморно-белой, светящейся изнутри, и был он по-прежнему
красив.
– Алехандро поставил на вас первую метку, ma petite. Мы
владеем вами сообща. Не знаю, как это могло быть, но это так. Еще две метки – и
вы моя. Еще три метки – и вы принадлежите ему. Не лучше ли стать моей?
Он снова опустился на колени рядом со мной, но избегал меня
касаться.
– Вы желаете меня, как женщина желает мужчину. Разве
это не лучше, чем если вас возьмет силой незнакомец?
– На первые две метки вы не спрашивали моего
разрешения. Это не был мой выбор.
– Я прошу разрешения теперь. Позвольте мне разделить с
вами третью метку.
– Нет.
– Вы предпочитаете служить Алехандро?
– Я никому не буду служить.
– Идет война, Анита. Вам не удастся сохранить
нейтралитет.
– Почему?
Он встал и быстрым шагом обошел тесный круг.
– Как вы не понимаете? Эти убийства были вызовом моему
авторитету, и его метка на вас – это второй вызов. Он отберет вас у меня, если
сможет.
– Я не принадлежу вам и ему тоже.
– То, что я старался уговорить вас принять, он запихнет
вам в глотку.
– Значит, из-за ваших меток я оказалась в центре
подковерной войны нежити.
Он моргнул, открыл рот, закрыл. И, наконец, сказал:
– Да.
Я встала.
– Ну спасибо! – И пошла мимо него. – Если у вас будет
еще какая-то информация об Алехандро, сообщите мне письмом.
– Это не разрешится само собой только потому, что вы
этого хотите.
Я остановилась перед занавесом.
– Черт побери, я это знаю! И очень хочу, чтобы вы оставили
меня в покое.
– Вы бы тосковали обо мне, если бы меня не было.
– Не льстите себе надеждой.
– А вы не обманывайте себя, ma petite. Я бы дал вам
партнерство. Он даст вам рабство.
– Если бы вы действительно верили в эту ерунду насчет
партнерства, вы бы не поставили на мне первые две метки силой. Вы бы спросили.
Насколько я знаю, третью метку нельзя поставить без моего согласия. – Я
смотрела на него в упор. – Ведь это так? Для третьей метки вам нужна моя помощь
или что-то в этом роде. Она отличается от первых двух. А вы – сукин сын.
– Третья метка без вашей... помощи – это будет как
изнасилование вместо акта любви. Если бы я взял вас силой, вы возненавидели бы
меня навечно.
Я повернулась к нему спиной и взялась за занавес.
– В этом вы правы.
– Алехандро все равно, если вы будете его ненавидеть.
Он хочет только навредить мне. Он не спросит вашего позволения. Он просто вас
возьмет.
– Я могу о себе позаботиться.
– Как в прошлую ночь?
Алехандро подмял меня под себя, и я даже этого не знала.
Какая у меня защита от подобного? Я покачала головой и отдернула занавес. Свет
был так ярок, что я на минуту ослепла и остановилась, чтобы глаза привыкли.
Прохладная тьма овевала меня сзади, и свет был горяч и пронзителен после нее,
но все что угодно лучше этого шепота в ночи. Ослепление светом или ослепление
тьмой – я каждый раз выбираю свет.
Глава 36
Ларри лежал на полу головой на коленях у Ясмин, а она
прижимала его запястья. На нем сидела Маргарита, придавливая своей тяжестью к
полу. Длинными, протяжными движениями языка она слизывала кровь с его лица.
Ричард лежал на полу грудой, и по лицу его стекала кровь. Еще что-то лежало на
полу; оно дергалось и ползло. Как вода, обтекал ЭТО серый мех. К небу
взметнулась рука, опала, как увядающий цветок, блеснули кости сквозь плоть.
Пальцы сжимались, плоть перекатывалась по плоти. Сплошь сырое мясо, но без
крови. Кости защелкивались с мокрым сосущим звуком. На черный ковер падали
капли прозрачной жидкости, но без крови.
Я вытащила браунинг и встала так, чтобы прицелиться между
Ясмин и тварью на полу. Спиной я стояла к занавесам, но отошла. Сквозь них
слишком легко пройти.
– Отпусти его сейчас же!
– Мы ему ничего плохого не делаем, – ответила Ясмин.
Маргарита наклонилась к телу Ларри, одной ладонью как
чашечкой накрыв его пах и массируя.
– Анита!
Глаза у него вылезали на лоб, кожа побледнела, веснушки
выступили чернильными пятнами.
Я выстрелила рядом с головой Ясмин. Резкий звук раскатился
эхом. Она зарычала:
– Я перерву ему глотку раньше, чем ты спустишь курок
второй раз.
Я направила ствол в голову Маргариты точно над одним из
голубых глаз.