Я скользнула обратно в поток. Над ним по-прежнему был всего
дюйм воздуха. Приходилось рисковать: утонуть там или остаться здесь и либо быть
убитой ламией, либо попасть в рабство к вампиру. Трудно выбирать при таком
богатстве возможностей.
Я нырнула в туннель, прижимаясь ртом к мокрому своду. Да,
можно дышать. Может быть, сегодня я еще не умру. Чудеса иногда случаются.
По туннелю прошли небольшие волны, одна захлестнула мне
лицо, и я глотнула воды. Осторожней надо! Это ведь от моих движений пошла
волна. Так я еще сама себя утоплю.
Пока вода не успокоилась, я стояла почти неподвижно,
проветривая легкие, чтобы набрать как можно больше воздуха. Я окунулась и
оттолкнулась ногами. Слишком было узко, и можно было только идти ножницами.
Грудь сводило, горло болело от позыва вдохнуть. Всплыв на поверхность, я
коснулась губами скалы. Даже и дюйма воздуха там не было. В нос плеснуло водой,
и я закашлялась, глотая еще воду. Прижавшись к своду как можно теснее, я дышала
мелкими вдохами, потом снова под воду и снова толчки ножницами, толчки, толчки
из последних сил. Если этот сифон не кончится раньше, чем у меня воздух, я
утону.
А что, если он вообще не кончается? Если дальше все только
вода? Я впала в панику, бешено водя фонарем по стенам и повторяя бессмысленную
молитву: “Боже, Боже, не дай мне умереть вот так”.
Грудь горела, горло разрывалось на части. Свет начал
тускнеть, и я поняла, что это темнеет у меня в глазах. Я сейчас потеряю
сознание и утону. Я рванулась вверх, и мои руки схватили пустой воздух.
От неимоверно глубокого вдоха боль разлилась по всей груди.
Передо мной был скалистый берег и яркая полоска солнечного света. Дыра в стене.
Солнечный свет ткал в воздухе узоры. Я вылезла на камень, откашливаясь и пытаясь
снова научиться дышать.
В руках у меня по-прежнему были фонарь и нож. Не помню, как
я их держала под водой.
Камень был покрыт тонкой коркой серой грязи. Я подползла по
ней к той стене, где был выход.
Если я пролезла через туннель, может, и они смогут. И я не
стала ждать, пока мне станет лучше. Вернув нож в ножны, я сунула фонарик в
карман и поползла.
Я вся перемазалась, ободрала руки, но оказалась возле дыры.
Это была тонкая трещина, но сквозь нее были видны деревья и холм. Господи, как
хорошо-то!
Что-то всплыло у меня за спиной. Я повернулась.
Алехандро выскочил из воды на солнечный свет, и тут же кожа
его вспыхнула пламенем, он завизжал и нырнул в воду подальше от палящего
солнца.
– Гори, сукин ты сын, гори!
Тогда всплыла ламия.
Я скользнула в трещину – и застряла. Я тянула руками,
толкалась ногами, но грязь соскальзывала, и я не могла пролезть.
– Я тебя убью!
Изогнув спину, я изо всех сил рванулась из этой проклятой
дыры. Камни впивались в спину, и я знала, что она уже кровоточит. И тут я
выпала из дыры и покатилась по холму, пока не налетела на дерево.
Ламия подскочила к дыре – ей солнечный свет не вредил. Она
стала протискиваться, но пышная грудь не пролезла. Змеиное ее тело, может быть,
и могло сужаться, но человеческое – нет.
И все-таки я на всякий случай поднялась на ноги и пошла вниз
по холму. Он был такой крутой, что приходилось перебегать от дерева к дереву,
стараясь не упасть. Внизу слышался шум проезжающих машин. Дорога; судя по
звукам – оживленная.
И я побежала вниз, набирая скорость по мере спуска туда, к
дороге. Она уже мелькала между деревьями.
Я вылетела на обочину, покрытая серой грязью, слизью,
промокшая до костей, дрожащая на осеннем ветру. И никогда в жизни я не
чувствовала себя лучше.
Две машины пролетели мимо, не обращая внимания на меня,
размахивающую руками. Может, все дело в кобуре, из которой был виден пистолет.
Остановилась зеленая “мазда”. Водитель перегнулся и открыл
пассажирскую дверцу:
– Запрыгивай!
Это был Эдуард.
Я поглядела в его голубые глаза, в лицо спокойное и
непроницаемое, как у кота, и такое же самодовольное. И мне было наплевать. Я
только села в машину и закрыла за собой дверь.
– Куда? – спросил он.
– Домой.
– В больницу тебе не надо?
Я покачала головой.
– Ты опять за мной следил?
Он улыбнулся:
– Потерял тебя в лесу.
– Городской мальчик, – сказала я.
Он улыбнулся шире:
– Кто бы обзывался! У тебя тоже такой вид, будто ты
провалилась на скаутском экзамене.
Я начала что-то говорить – и передумала. Во-первых, он был
прав, а во-вторых, я слишком устала, чтобы спорить.
Глава 41
Я сидела на краю ванны, завернутая только в большое пляжное
полотенце. Только что я вымылась, помыла голову и спустила всю грязь и кровь в
сток. Кроме той крови, которая все еще сочилась из пореза на спине. Эдуард
прижимал к нему полотенце поменьше, останавливая кровь.
– Кровь остановится – наложу повязку, – сказал он.
– Спасибо.
– Всегда мне приходится тебя латать.
Я посмотрела на него через плечо и дернулась от боли.
– Я этот долг возвращаю.
– Тоже верно, – улыбнулся он.
Порезы у меня на руках уже были забинтованы, и руки стали
похожи на руки мумии, только загорелые.
– Вот что меня беспокоит.
Он легонько коснулся отметин от клыков у меня на ноге.
– Меня тоже.
– Изменения цвета нет, – сказал он и поглядел на меня.
– Не больно?
– Нет. Это не была полная ламия, может быть, потому не
такая ядовитая. И ты думаешь, где-нибудь в Сент-Луисе есть сыворотка от яда
ламии? Они считаются вымершими уже двести лет как.
Эдуард пощупал рану.
– Опухоли не чувствуется.
– Уже больше часа прошло, Эдуард. Если бы яд мог
подействовать, это бы уже случилось.
– Ага. – Он все смотрел на укус. – Но ты посматривай.
– А я не знала, что тебе до этого есть дело, – сказала
я.
Лицо его было абсолютно непроницаемым.
– Без тебя этот мир будет далеко не так интересен.
Голос тоже был ровный, лишенный эмоций. Будто совсем
отсутствующий. Но это был комплимент. А от Эдуарда – просто комплиментище.
– Эдуард, сдержи свой восторг!
Он слегка улыбнулся, но глаза его остались холодными и
далекими, как зимнее небо. Мы своего рода друзья, хорошие друзья, но я никогда
его на самом деле не понимала. В Эдуарде мало есть такого, до чего можно
дотронуться или хотя бы увидеть.
