– Вы будете драться здесь на ринге? Как гладиаторы?
– Это было лучше, чего я мог добиться за такой короткий
срок. Если бы вы предупредили меня за несколько дней, может быть, я бы устроил
все по-другому.
Я оставила это без внимания. И так я чувствовала свою вину.
Я сняла свитер и положила его на перила. Поблизости заахали
люди – те, кто увидел пистолет.
– Драка будет здесь, на ринге.
– Перед публикой? – спросил Эдуард.
– Ага.
– Не понял, – сказал Ларри.
– Ларри, я хочу, чтобы ты остался здесь.
– Ни за что.
Я сделала глубокий вдох и медленный выдох.
– Ларри, у тебя нет оружия. Ты не умеешь стрелять из
пистолета. Пока не научишься, ты просто пушечное мясо. Останься здесь.
Он помотал головой.
Я взяла его за руку:
– Ларри, я тебя очень прошу.
То ли просьба, то ли мой проникновенный взгляд – но он
кивнул.
Мне стало легче дышать. Что бы ни случилось, Ларри не
погибнет потому, что я его в это втянула. Это не будет на моей совести.
Я перелезла через ограждение на ринг. С шорохом черной
пелерины Эдуард последовал за мной. Ларри остался, вцепившись в перила. У него
был вид, будто его бросили, но он был вне опасности. Это было главное.
Я коснулась переливающего занавеса, и это оказалось игра
света. Вблизи материя была белой. Отведя ее в сторону, я вошла, Эдуард за мной.
Там в несколько ярусов шел кольцевой помост, а в центре
круга стоял трон. Рашида и Стивен стояли у подножия помоста. Я узнала
обнаженную грудь и волосы Ричарда раньше, чем он успел понять маску. Белую маску
с голубой звездой на щеке. На нем были переливающиеся шаровары с курткой и
туфлями им под стать. Все были в маскарадных костюмах, кроме меня.
– Я надеялся, что ты не успеешь, – сказал Ричард.
– Как, пропустить хэллоуиновское представление всех
времен?
– Кто там с тобой? – спросил Стивен.
– Смерть, – ответила я.
Эдуард поклонился.
– Верю вам настолько, что позволяю привести на бал
смерть, ma petite.
Я подняла голову к самому верху помоста. Перед троном стоял
Жан-Клод. Наконец-то он был одет в то, на что намекали его сорочки, и это было
настоящим. Настоящий французский придворный. Половину деталей его костюма я
даже не знала, как назвать. Черный камзол, со вкусом инкрустированный серебром.
Короткий полуплащ, наброшенный на одно плечо. Облегающие брюки, заправленные в
сапоги до икр. Широкий белый воротник у горла. Кружева, рассыпанные по рукавам
камзола. И сверху широкая, почти плоская мягкая шляпа с изогнутыми дугами белых
и черных перьев.
Костюмированная шеренга раздвинулась в стороны, открывая мне
дорогу к ступеням трона. Почему-то мне не хотелось идти. За занавесом слышались
характерные звуки – там передвигали декорации и реквизит.
Я глянула на Эдуарда. Он смотрела на толпу, замечая все.
Искал жертв или знакомые лица?
Все были в маскарадных костюмах, но очень немногие – в
масках. На половине высоты лестницы стояла Ясмин и Маргарита. Ясмин была одета
в алое сари, все в вуалях и блестках. При ее темном лице красный шелк смотрелся
очень естественно. На Маргарите было длинное платье с рукавами-“фонариками” и широким
кружевным воротником. Платье из какой-то темно-синей ткани, простое, без
украшений. Светлые волосы висели сложной массой кудрей над каждым ухом и
небольшим пучком на голове. Ее наряд, как наряд Жан-Клода, смотрелся не
маскарадным костюмом, а древней одеждой.
Я стала подниматься к ним. Ясмин откинула вуали, обнажив
крестообразный шрам, который я ей оставила.
– Кто-то тебе за это сегодня отплатит.
– Не ты лично?
– Пока нет.
– Тебе все равно, кто победит?
Она улыбнулась:
– Я, конечно же, лояльная к Жан-Клоду.
– Черта с два.
– Не менее лояльна, чем ты, ma petite, – четко
произнесла она, откусывая каждый слог.
Я оставила ее смеяться мне в спину. Кому-кому, а не мне
упрекать других в нелояльности.
У ног Жан-Клода сидела пара волков. Они смотрели на меня до
странности светлыми глазами. И ничего человеческого в их глазах не было.
Настоящие волки. Где он достал настоящих?
В двух шагах от него и его ручных волков я остановилась. Его
лицо было непроницаемым, пустым и прекрасным.
– Вы как будто из “Трех мушкетеров”, – сказала я.
– Совершенно верно, ma petite.
– Это ваше родное столетие?
Он улыбнулся улыбкой, которая могла означать все что угодно
– или ничего.
– Что сегодня будет, Жан-Клод?
– Подойдите и встаньте возле меня, как должно моему
слуге-человеку.
Он протянул бледную руку.
Я не приняла руку и подошла. Он говорил прямо у меня в
голове, и спорить было глупо. От спора это не перестанет быть правдой.
Один из волков издал низкое грудное рычание. Я остановилась.
– Они вас не тронут. Они принадлежат мне.
“Как и я”, – мелькнула у меня мысль.
Жан-Клод опустил руку к рычащему волку. Тот съежился и
лизнул руку. Я аккуратно его обошла. Но он не обращал на меня внимания, глядя
только на Жан-Клода. Жаль, что он на меня зарычал – я ничем этого не заслужила.
Он лебезил, как собака.
Я встала справа чуть позади волков.
– Я вам выбрал чудесный маскарадный костюм.
– Если это что-то под стать вашему, я бы предпочла его
не надевать.
Он рассмеялся тихим и низким смехом, и этот смех резонировал
у меня в животе.
– Стойте здесь возле трона, пока я буду говорить речь.
– Мы, в самом деле, будем биться на глазах у толпы?
Он встал.
– Конечно. Это – “Цирк проклятых”, и сегодня Хэллоуин.
Мы покажем им такой спектакль, подобного которому они не видели.
– Это безумие!
– Вероятно, но оно не даст Оливеру обрушить здание на
нас.
– Он это может?
– Он мог бы и гораздо больше, ma petite, если бы мы не
договорились об ограничении нашей силы.
– Вы тоже можете обрушить здание?
Он улыбнулся и впервые в жизни дал мне прямой ответ:
– Нет, но Оливер этого не знает.
Я не могла сдержать улыбку.
Он опустился на трон, перебросив ногу через подлокотник.
Надвинул шляпу на лицо, так что остался виден только рот.
