Стивен уже стоял на четвереньках. Его спина выгнулась
судорогой боли. Длинные желтые волосы мели по полу. Кожа на спине покрылась рябью,
как вода, и позвоночник выступил каменной грядой. Он вытянул руки, как в
поклоне, прижимаясь лицом к полу, и застонал. Под его кожей что-то
перемещалось, как ползущие звери. Позвоночник выгнулся вверх, поднимаясь, как
остов шатра. По коже спины побежал мех, проступая до невозможности быстро, как
на ускоренной киноленте. Форма его менялась напряженно и резко. Мышцы
извивались змеями. Кости выходили из плоти и возвращались обратно с тяжелым и
влажным звуком. Как будто волчий облик пробивал себе дорогу сквозь тело
человека. Еще быстрее растекся мех цвета темного меда. Изменения стали под ним
не так видны, и я была этому рада.
Из его глотки вырвался звук, средний между воплем и воем. И,
наконец, я увидела тот же облик человека-волка, который был в ночь битвы со
змеей. Волколак задрал морду к небу и завыл. От этого звука зашевелились волосы
на теле.
И второй вой отозвался эхом с противоположной стороны ринга.
Я резко обернулась и увидела второго волколака, но этот был черный, как уголь.
Рашида?
Публика бешено хлопала, оря и топая ногами.
Вервольфы подползли к помосту и легли по обе стороны от
него.
– Я не могу предложить вам ничего столь же зрелищного.
– Свет снова упал на Оливера. – Мои создания – змеи.
Ламия дважды обернулась вокруг него, зашипев так громко,
чтобы слышала публика. И раздвоенным языком лизнула его набеленное ухо.
Он показал рукой на подножие своего помоста. Та стояли две
фигуры в черых плащах, закрыв лица капюшонами.
– Это тоже мои создания, но побережем их для сюрприза.
– Он посмотрел на нас. – Давайте начнем.
Свет снова медленно погас. Я подавила порыв дотронуться в
темноте до Жан-Клода.
– Что это?
– Начинается битва, – сказал он.
– Как именно?
– Дальше мы программу вечера не планировали, Анита. Как
всякая битва, она будет хаотичной, жестокой и кровавой.
Свет медленно загорался, и весь шатер был залит тусклым
сиянием, как в семерки или на рассвете.
– Начинается, – шепнул Жан-Клод.
Ламия скользнула по ступеням, и стороны бросились друг на
друга. Это была не битва. Это была свалка, больше похожая на драку в баре, чем
на войну.
Фигуры в плащах побежали вперед. Я увидела промельк чего-то
вроде змеи, но нет. Плевок автоматной очереди – и фигура отшатнулась назад.
Эдуард.
Я смотрела вниз, держа в руке пистолет. Жан-Клод не
шевелился.
– Вы не спуститесь?
– Настоящая битва будет здесь, ma petite. Делайте что
хотите, но все решиться противостоянием силы Оливера и моей.
– Ему же миллион лет! Вам его не победить.
– Я знаю.
Минуту мы смотрели друг на друга.
– Простите меня, Жан-Клод. Мне жаль, что так вышло.
– Мне тоже, Анита, ma petite, мне тоже.
Я сбежала вниз, чтобы вступить в битву. Змеевидная тварь
свалилась, рассеченная пополам автоматной очередью. Эдуард стоял спиной к спине
с Ричардом, у которого в руке был револьвер. Он стрелял по одной из фигур в
плаще, но та даже не замедлилась. Я вытянула руку и выстрелила в закрытую
капюшоном голову. Фигура споткнулась и повернулась ко мне. Капюшон упал назад,
открыв голову кобры размером с лошадиную. Ниже шеи это была женщина, но выше…
Выстрелы мои и Ричарда не оставили на ней даже царапины. Она летела по ступеням
ко мне, и я не знала, ни кто она, ни как ее остановить. Веселого вам Хэллоуина!
Глава 47
Тварь летела ко мне. Я бросила браунинг и успела до половины
выхватить нож, как она уже была рядом, и я оказалась на ступенях, а она сверху
и откинулась для удара. Я успела выхватить нож, а она всадила зубы мне в плечо.
Я вскрикнула и ткнула ножом. Он вошел, но не было ни крови, ни боли. Она грызла
мое плечо, накачивая в него яд, и нож не помогал.
Я снова вскрикнула, и в голове у меня прозвучал голос
Жан-Клода:
– Теперь яд вам не опасен.
Болело дьявольски, но я от этого не умру. И я с воплем
всадила нож ей по горло, не знаю, что еще делать. Она поперхнулась, и по моей
руке побежала кровь. Я ударила снова, и она отпрянула с обагренными кровью
клыками. Дико зашипев, она слезла с меня, но я уже поняла. Уязвимое место –
там, где стыкуются тело змеи и человека.
Левой рукой я подхватила браунинг – правое плечо у меня было
распорото. Я спустила курок и увидела, как из горла твари хлынула кровь. Она
повернулась и побежала, и я не стала ее преследовать.
Лежа на ступеньках, я прижимала правую руку к телу. Вряд ли
что-нибудь сломано, но боль нестерпимая. Но кровь не текла так сильно, как
должна была бы. Я глянула вверх на Жан-Клода – он стоял неподвижно, но какое-то
движение ощущалось вокруг, как от нагретого воздуха. И так же недвижим был на
своем помосте Оливер. Здесь и шла настоящая битва; все происходящие внизу
смерти мало, что значили – кроме как для тех, кто умирал.
Прижимая правую руку к животу, я спустилась к Эдуарду и
Ричарду. Пока я дошла до низу, рука стала лучше. Настолько, что можно было
переложить пистолет в правую. Я смотрела на рану от укуса, и будь я проклята,
если она не зарастала! Третья метка. Я исцелялась, как оборотень.
– Как ты? – спросил Ричард.
– Кажется, ничего.
Эдуард таращил на меня глаза:
– Такая рана должна быть смертельной!
– Объяснения потом, – сказала я.
Похожая на кобру тварь лежала у подножия помоста с
отсеченной автоматной очередью головой. У Эдуарда быстрая реакция.
Раздался высокий, пронзительный крик. Ясмин извивалась в
руках у Алехандро. Одну руку он заломил ей за спину, а другой прижимал ее плечи
к своей груди. А кричала Маргарита, вырываясь из рук Карла Ингера. Но противник
был куда сильнее. И у Ясмин, очевидно, тоже.
Алехандро рванул ей горло зубами, и она вскрикнула. Он
рванул зубами позвоночник, лицо его залило кровью, и Ясмин обвисла у него в руках.
Еще одно движение – и его рука прошла насквозь через грудь, раздавив сердце в
кашу.
Маргарита визжала пронзительно, на одной ноте. Карл Ингер ее
отпустил, но она не заметила. Упав на колени, она вцепилась ногтями себе в
лицо.
– Господи! – ахнула я. – Остановите ее!
Карл смотрел на меня через арену. Я подняла браунинг, но он
нырнул за помост Оливера. Я направилась к Маргарите, но между нами встал
Алехандро.
– Ты хочешь ей помочь?
– Да.
– Дай мне на тебя поставить оставшиеся две метки, и я
отойду с твоей дороги.