Глаза еще машинально следили за стрекозой, и Леша видел произошедшее с ней, но толком ничего не рассмотрел, слишком быстро все началось и закончилось: что-то длинное, чуть длинней указательного пальца, но тонкое, очень тонкое, метнулось из воды вверх – плохо различимое, смазанное быстротой движения. И стрекоза исчезла. Не улетела – мгновенно, почти без всплеска исчезла под зеркальной поверхностью пруда.
Лягушка… – слегка удивился Леша, приподнимаясь в безуспешной попытке разглядеть под водой удачливую охотницу. Редкий, однако, случай – увидеть такое, а подробностей вообще без рапидной съемки не разберешь – язык у пучеглазой выстреливает и втягивается обратно за доли секунды…
О том, что еще в мае, отметав икру, все лягушки выбрались на сушу, где сейчас и охотятся, – об этом Леша тогда не подумал…
Но участок хорош, что говорить. По документам значилось восемнадцать соток, на деле оказалось гораздо больше – участок крайний в поселке, с трех сторон поля, – и дедуля, выставляя заборы, не особо церемонился. На наследственную территорию таким образом, на самых задах участка, угодил даже небольшой лесок. Ну не совсем лесок, скорее рощица – десяток старых толстых берез по самой границе и, между ними и домом, поросль молодых тонких осинок. Гряды, плодовые кустарники и деревья разделяли широкие полосы некошеной травы, кое-где сливавшиеся в обширные лужайки.
Для Леши, привыкшего к дикой скученности шести соток в их с матерью садоводстве, зажатых между уделами таких же малоземельных огородников, где не найти пятачка травы, способного вместить разложенный шезлонг, – для Леши такое приволье казалось чем-то небывалым и расточительным.
Просторный участок стал, пожалуй, главным доводом, удержавшим от немедленной продажи нежданно привалившего наследства. Эх, хорошо бы тут, на травке, да шашлычки, да с семьей…
Дом, правда, подкачал – похоже, покойный дедушка Яша воздвиг сие строение в тяжелые послевоенные годы действительно в одиночку, собственными руками. Но, к сожалению, то не были руки профессионального плотника либо строителя – дом получился надежным и, как оказалось, долговечным, но каким-то больно уж корявым.
Умершего полгода назад и оставившего наследство деда Леша Виноградов никогда в жизни не видел, Он и с отцом-то встречался в сознательном возрасте раз пять-шесть, не больше, и последняя встреча состоялась семнадцать лет назад, а ежемесячные переводы, как выяснилось, присылал со своей ветеранской пенсии опять же дед, испытывавший чувство неловкости за непутевого сына. Хороший был мужик, судя по всему, дедушка Яша…
Леша наконец поднялся с травы и массировал затекшую левую руку (и сам не заметил, как успел отлежать). К нему, радостно виляя хвостом и подпрыгивая словно резиновый мячик, подбежал лохматый песик неизвестной породы. Дедуля, похоже, его в свое время подкармливал, и теперь кобелек продолжал по старой памяти визиты на их участок. Леша познакомился с ним в позапрошлый приезд, легко подружился и, не мудрствуя лукаво, окрестил Бобиком.
Бобик привык к его посещениям и весело припустил к машине впереди Леши, рассчитывая на очередное угощение.
– А что, Бобик-бобырик, – сказал ему Леша, достав из салона потрепанной «четверки» припасенный кусок колбасы. – Вот поселимся мы с Иркой здесь, на лоне природы – пойдешь к нам в сторожа? Служебную жилплощадь предоставим – будку сладим со всеми удобствами, паек выделим, раз в неделю выходной, зимой – оплачиваемый отпуск… Не возражаешь?
Песик торопливо доедал угощение и никаких возражений не высказывал. Леша даже огляделся вокруг, прикидывая, куда лучше поставить конуру, он почему-то представил ее очень зримо – небольшую, уютную, сколоченную из свежеструганых сосновых досок… Потом так же зримо представил, как отреагирует на его идею Ирина, – вздохнул уныло, сел в машину и завел двигатель…
* * *
– Алексей, вы ездили вчера в агентство? – Елизавета Васильевна всегда проводила в жизнь пришедшие ей в голову идеи с неторопливой целеустремленностью асфальтового катка, управляемого глухонемым водителем – спорить, возражать и пытаться изменить направление движения абсолютно бесполезно. Хотя, возможно, это еще не самый худший из возможных вариантов тещи – по крайней мере, с зятем общалась с холодной корректностью, звала всегда Алексеем и исключительно на «вы»…
– Ездил… – безрадостно подтвердил Леша. И добавил, не дожидаясь следующих вопросов: – Ничего хорошего… агент назвал примерную цену – мало, на однокомнатную никак не хватает… В лучшем случае на комнату в малонаселенной коммуналке.
Сейчас самое время сказать, что гораздо лучше молодой семье жить в своем доме, чем ютиться в коммуналке, пусть и малонаселенной; что эти двадцать пять километров от города при наличии машины сущая ерунда, даже работу им менять не придется; что дом не так уж сложно расширить и перестроить, что в ближайшие два года обещают дотянуть ветку с горячей и холодной водой…
Он не сказал ничего.
Сидел, понуро ковыряясь в тарелке с завтраком – жутко полезные для здоровья овсяные хлопья, залитые молоком, Леша тихо ненавидел. Он начнет этот разговор, но не теперь, попозже, надо постараться и как-то перетянуть на свою сторону Ирку, и тогда…
А несокрушимый каток надвигался:
– Ничего, мы с ее отцом (кивок в сторону дочери) тоже не с отдельных хором начинали… Тут ведь главное – самостоятельная жизнь, я и сама понимаю, что вам, молодым, жить со старухой совсем не сахар.
И теща картинно сгорбилась, изображая, какая она старая и немощная. Кокетничала, конечно – для своих сорока пяти сохранилась на удивление. А последний ее пассаж надлежало понимать так: уматывайте-ка, дорогой Алексей, с моей законной жилплощади и дочь непутевую забирайте, коли уж приспичило ей выскочить за недоумка, не способного к двадцати семи годам заработать на квартиру – и это в наше время, когда деньги вокруг текут ручьями и потоками. Пускай поживет в коммуналочке, может, образумится, поймет, что жизнь еще не кончена и можно начать все сначала. Уматывайтесь и не мешайте строить личную жизнь в отсуженном у бывшего мужа двухкомнатном кооперативе.
Благоверная, понятное дело, тоже не смогла остаться в стороне от разговора:
– Я узнавала – в бюллетене недвижимости объявление с цветным снимком четыре на четыре стоит всего сотню. Но говорят, что лучше пригласить их фотографа, чтоб выбрал самый выгодный ракурс, они на этом деле собаку съели…
Леша тоскливо думал: как, какими словами предложить Ирине поселиться в пригороде – дитя асфальта, к свежему воздуху и красотам природы она равнодушна, а к рыболовно-туристским увлечениям мужа относится в высшей степени подозрительно, свято уверенная, что единственная их цель – попить вдали от жены водку и завалиться в палатку с разомлевшей от песен под гитару девицей… В лодочные походы все три года брака Леша не ходил, а от трофеев редких рыбалок Ирина воротила нос подчеркнуто брезгливо, презрительно именуя рыбу всех пород «селедками». Самое удивительное – жену Леша любил и верил, что стоит им отделаться от вконец опостылевшей опеки тещи – и все наладится само собой.
