Именно эти буквы – здоровенные, больше метра каждая – украшали внутреннюю стену дворца. От слов тянулась ломаная стрелка – влево и вниз. Словно действительно указывала путь к обиталищу таинственного «мыша».
Надпись и стрелка светились в темноте. Мертвенным, бледно-синеватым светом.
Фосфоресцирующая краска, понял Кравцов. Незаметная днем, видимая лишь ночью. Кто же тут постарался? Сам Пинегин? Или он только углядел в своих одиноких прогулках проявившиеся буквы – и переписал в дневник? Второе вероятнее…
Но в чем смысл этакого украшения, потребовавшего немалых трудов и времени? Летучих мышей возле «Графской Славянки» Кравцов не встречал – ни чертящих вечернее небо своим рваным, зигзагообразным полетом, ни висящих днем вниз головой под карнизами и жалкими остатками перекрытий.
Интересно было бы посмотреть, куда указывает стрелка. Вполне вероятно, что на один из провалов, ведущих в подвальные помещения. Но этим стоит заняться днем, на свежую голову… А сейчас он пришел сюда вовсе не за тем.
Но никаких подозрительных звуков Кравцов больше не слышал. Надпись к ним отношения иметь никак не могла, явно появившись не сегодня. И поневоле он решил, что все ему почудилось на тонкой грани сна и яви…
Кравцов отправился назад, в вагончик, рассудив, что утро вечера мудренее. Но положение и направление светящейся стрелки постарался хорошенько запомнить.
4
Алекс открыл глаза на рассвете. В последнее время, вопреки многолетней привычке, он просыпался рано.
Пробуждение оказалось на редкость неприятным. И в самом деле – кому понравится: открываешь глаза и обнаруживаешь себя в седле мотоцикла. Причем не просто мирно стоящего в гараже, но несущегося на предельной скорости по пустынному утреннему шоссе.
Руль дернулся в руках. Мотоцикл опасно вильнул. Алекс, отходя от неожиданности, попытался сбросить скорость. Хотел остановиться и понять, куда его занесло… Не получилось. Кисть руки, выкрутившая до упора ручку газа, никак не желала починяться командам мозга.
Несколько секунд прошли в бесплодной борьбе за контроль над собственными мышцами. А потом Алекс услышал голос. И сразу успокоился. Раз куда-то едет – значит так и надо.
5
Вода в Ижоре оказалась хрустально-прозрачная и ледяная – верховья родниковой речки не успели прогреться за несколько теплых дней.
Алекс содрогнулся, но пошагал дальше и дальше от берега – зашел по щиколотку, затем по колено. Он по-прежнему не понимал, зачем его сюда привезли – иным словом подневольную поездку на мотоцикле определить трудно. И зачем заставили раздеться и полезть в воду – не понимал тоже. Едва ли голосу (кому бы там он ни принадлежал) потребовались свежие раки на завтрак…
У Алекса – у того осколка его личности, что оставался еще в состоянии о чем-то задумываться – появилась нехорошая мысль: его просто-напросто хотят утопить. Вернее, хотят заставить утопиться. Придется шагать и шагать на глубину – пока вода не покроет с головой.
Особой логичностью мысль не отличалась – избавиться от Алекса можно было и раньше, и проще. Но он уже прекратил искать логику в том, что с ним происходило…
Алекс собрал в кулак все, что осталось от его былого упрямства. И не сделал следующий шаг на глубину.
Наказание последовало мгновенно. Алекс заскулил, вцепившись в пах обеими руками. Несколько секунд стоял неподвижно, а потом вновь шагнул вперед, решив: смерть от ворвавшейся в легкие ледяной воды наверняка будет безболезненнее. Боль тут же ослабела, но совсем не исчезла.
Когда вода дошла до пояса, он понял, что топить его никто не собирается. Цель странной утренней поездки лежала под ногами, на каменистом дне Ижоры. Это оказались номера. Обыкновенные автомобильные номера.
Надо думать, в местном МРЭО случилась какая-то техническая накладка и уничтожить номерные знаки снятых с учета автомобилей, как положено – разрезав на куски газосваркой – не удалось. И кто-то из гибэдэдэшников, не мудрствуя лукаво, избавился от металлолома, покидав знаки с моста в реку. В общем, не такой уж глупый способ – с берега россыпь из пары десятков металлических табличек не увидеть, а лезть в ледяную воду едва ли нашлись бы охотники…
Алекс не задумывался, зачем и отчего здесь оказались номерные знаки. Он понял, что должен достать и увезти несколько штук. Но одновременно он понял и другое: наконец-то появился долгожданный шанс избавиться от проклятого голоса. Ледяная вода служила прекрасным анестетиком. Боль в мошонке, ставшая привычной, вдруг исчезла. Совсем. Напрочь. Сейчас-то Алекс сообразил, что настолько к ней притерпелся, что почти не замечал – ослабевшую. Реагировал лишь на резкие обострения.
Голос продолжал свой бубнеж – надо было доставать номера и тащить на берег но Алекс стоял неподвижно. И – о чудо! – никакого наказания! Он снова получил свободу – правда, исключительно свободу стоять по пояс в ледяной воде.
Но это не важно. Можно пойти вот так – вброд, вдоль берега – и уйти далеко-далеко, где никакие голоса в жизни до него не дотянутся.
И он почти уже пошел – вниз по течению, прочь от моста и оставленного на берегу мотоцикла. Но остановился. Голос изменил интонацию – теперь не приказывал, но уговаривал. Все чаще слышалось слово «эвханах»…
Алекс вспомнил ощущение пьянящей, переполняющей силы, пришедшее в «Содружестве». Вспомнил, как был счастлив в тот момент, когда от крика «эвханах!!!» содрогались стены, а здоровенные противники разлетались сбитыми кеглями. И понял – ему предлагают награду. Сделай что надо – и эта сила будет твоей. Навсегда твоей.
Быстрая вода обтекала Алекса с негромким журчанием. Длинные зеленые водоросли под ногами шевелились, как волосы утопленницы. Он стоял в раздумье – минуту, другую, третью…
Потом присел и начал нащупывать на дне скользкие таблички.
6
Кравцов зарулил на «Антилопе» во двор Козырей, аккуратно приткнул машину к заборчику. Заглушил двигатель, несколько секунд просидел неподвижно.
Надо было пойти в дом и вернуть ключи Пашке, но не хотелось. Совершенно не хотелось с ним встречаться и о чем-либо говорить или что-либо объяснять – после тяжелого ночного разговора. Трудно общаться с человеком, которому перестал верить…
Звонок Наташи и пьяные откровения Козыря перевернули оценку ситуации с ног на голову. Наташа говорила правду – возможные мотивы для ее лжи Кравцову в голову не приходили. Тогда Сашок никакого отношения к смерти «студента»-охранника не имеет. И к взрыву на «ракетодроме», лишь по чистой случайности не нашпиговавшему Кравцова осколками, – тоже не имеет отношения. И к другому взрыву – о нем неохотно, сквозь зубы рассказали коллеги Костика. Впрочем, Кравцов и раньше сомневался, что все это мог успеть натворить один человек за короткий промежуток времени…
И тогда все кровавые загадки последних дней пересекаются в одной точке. На одном человеке. На Пашке-Козыре.
