– Не язви… – сказал Архивариус. – Даже в этом бреде хватает информации. Теперь мы знаем, что искал Пинегин – массовое захоронение немцев. И появился третий фигурант – Скоба. Личность крайне подозрительная… Должен был вернуться утром из города – и не вернулся. Почему? Загодя знал, что произойдет ночью? А что касается мертвого немца… Странная история. Заметь: паренек описывает его достаточно достоверно и во всех подробностях – каждую цацку на груди, каждую пуговицу на мундире. Но ты же видел снимки того, что в гробу лежало: клочки ткани да обломки костей… Не могли они настолько напугать паренька… Просто так люди с ума не съезжают. А что, если тут была обстава?
– Конкуренты-«эсэсманы»? – мгновенно сориентировался Толик.
«Эсэсманами» они называли особую разновидность черных следопытов. Тех, что искали добычу не на продажу – для себя. Украшали гитлеровскими орденами и знаками различия черную форму домашнего пошива, общались между собой на ломаном немецком, присваивали друг другу эсэсовские звания. По сути, то была обычная ролевая игра для взрослых придурков, – только основанная не на романах про гномов-хоббитов и использующая вместо бутафорских мечей настоящее немецкое оружие. Жестокая игра… Слухи про «эсэсманов» ходили самые мрачные. Якобы многие канувшие в Синявинских лесах грибники и охотники на самом деле не наступили на старую мину и не развели костерок над старым снарядом – но нашли свой конец в тайных бункерах заигравшихся в гестапо отморозков.
– Завтра займешься Скобой, – принял решение Архивариус. – А я проверю в Спасовке версию насчет костюмированного бала-маскарада. Может, осталась какая ниточка…
Ниточка таки осталась. Кончик ее Архивариус обнаружил в разговоре полупьяных ханыг, тусующихся у магазина в ожидании заветного часа, – причем сам капитан КГБ в тот момент ни обликом, ни речью не выделялся среди прочих жаждущих. И привела та путеводная нить к графским развалинам – лунной ночью спустя неделю после гибели Стаса Пинегина.
* * *
Толик Дементьев был полным материалистом и атеистом – поэтому однозначно оценил появившийся в Спасовке слух об эсэсовце-призраке, которого с недавних пор встречали запоздалые путники на Поповой горе: в окрестностях кладбища, церкви и графских развалин.
– Раз этот придурок до сих пор тут шляется, старушек пугает, – сказал Толик, – смерть Пинегина не его работа. Думаю, дело так было: Лисичкин видел, как его родственника прикончили – и рванул бежать, не разбирая дороги. И без того напуган был до икоты, а тут столкнулся нос к носу с этим любителем ночных прогулок в облике немецкого офицера. И готово, поехала крыша…
– Посмотрим, – обтекаемо сказал Архивариус, хотя и сам не сомневался в материальной природе привидения. – Пошли, пора по местам…
Их разговор происходил в «Волге», припаркованной неподалеку от затихшей по ночному времени фабрики «Торпедо». Вышли, отправились на заранее обговоренные места. Оба были в обтягивающих темных комбинезонах, из снаряжения – оружие да портативные рации.
Задача: изловить ночного шутника – не представлялась сложной.
* * *
Позицию для наблюдения Архивариус выбрал удобную: тени от нескольких вековых лип, росших на берегу графского пруда, сливались, – и человека в ночном камуфляже, прижавшегося к одному из стволов, разглядеть было невозможно. Даже такой светлой лунной ночью.
Он же отлично видел и ограду кладбища, и желтеющую сквозь черные контуры лиственниц церковь, и мрачные руины дворца.
Ночь отнюдь не была безмолвной: стрекотали не желающие угомониться кузнечики, подавали голос ночные птицы. За спиной, в пруду всплескивали вышедшие на ночную кормежку караси… Не слышалось лишь звуков привычных, человеческих, наполняющих день и ввиду банальности своей не отмечаемых мозгом, скользящих мимо, – но отсутствие которых тяжело давит на психику… Воздух тоже незаметен, пока есть чем дышать.
Пару раз капитан подносил к уху часы – чтобы убедиться, что в искаженном ночном мире осталось и работает хоть что-то, созданное руками человека. Часы тикали исправно… Потом на шоссе заревел двигателем мотоцикл, штурмующий Попову гору. Судя по звуку, глушитель у драндулета отсутствовал. Архивариус терпеть не мог придурков, балующихся такой вот ночной ездой – но сейчас обрадовался, потому что…
Он резко оборвал мысль. Одна из теней – там, в отдалении – не просто колебалась вслед за отбрасывавшими ее ветвями. Двигалась. Двигалась сюда, к Архивариусу.
Спустя недолгое время он понял, что ошибся. Человек – никому иному четкий контур принадлежать не мог – пройдет неподалеку от лип, но направляется не к ним. К развалинам.
Что перед ним именно объект их поисков, Архивариус не сомневался. Уверенно движется, как по линейке, никаких пьяных пошатываний и зигзагов. При этом явно не торопится и игнорирует несколько широких троп, протоптанных по бывшему парку – идет напрямик, по траве… В общем, наверняка не припозднившийся мирный обыватель.
Капитан взялся за рацию. Хотел сказать Толику, несущему дежурство на противоположном конце парка, чтобы подтянулся поближе – и преградил дорогу шутнику, если тот вдруг не испугается предупредительного выстрела и вздумает сыграть в пятнашки при лунном свете.
Выйти на связь Архивариус не успел. Луна исчезла за тучкой – маленькой, неизвестно откуда появившейся посреди чистого неба. Резко потемнело.
Капитан всматривался до боли в глазах – и не видел никого. Мысленно обругал себя: не взял прибор ночного видения, понадеявшись на лунную ночь, и вот вам… И что теперь делать? Оставаться на месте? Или попытаться вслепую отыскать лжепризрака в обширном парке?
Ничего решить он не успел. Луна вынырнула из-за тучи столь же неожиданно.
Эсэсовец стоял совсем рядом. Шагах в десяти, не больше. Архивариус хорошо видел его лицо: мертвенно-бледное, с тонкой ниточкой усов и старым шрамом на левой скуле. Видел каждую деталь формы и амуниции, каждую награду, тускло поблескивающую на черном мундире. Не мог разглядеть глаза – и через мгновение понял, почему: веки эсэсмана оставались плотно сжатыми. И что-то не так у немца было с шеей – но что именно, капитан не понял.
И мундир, и регалии производили впечатление настоящих. Никак не походили на призванную напугать до беспамятства имитацию…
Архивариус стоял, оцепенев. Смотрел, позабыв обо всем, что собирался предпринять… И эсэсовец, казалось, смотрел – если можно смотреть закрытыми глазами.
Они простояли так вечность, или доли секунды, – время исчезло, испарилось, растаяло без следа…
В голове билась единственная мысль: ОН НАСТОЯЩИЙ! Архивариус сам не понимал, что значат эти два слова, звучащие в мозгу на манер заевшей пластинки. Настоящий призрак? Настоящий живой человек, неведомым образом вынырнувший из прошлого?
Никаких признаков бесплотности… Ни размытости очертаний, ни полупрозрачности. Тень от пришельца падала на траву четкая, резкая… Впрочем, Архивариус осознал всё это позже – когда эсэсовец повернулся и пошагал к развалинам, сделав рукой приглашающий жест. Глаза он так и не открыл.
