Дело происходило в принадлежавшем ОКР особнячке в Царском Селе – пару раз мне доводилось здесь бывать, но к трибуналу те визиты отношения не имели. Двухэтажный дом, притаившийся посреди небольшого парка, забор, шлагбаум, никакой вывески. Проходя мимо и не скажешь, что принадлежит дом столь серьезной организации. Даже от деревьев в парке остались лишь пеньки, дабы не выделяться среди окружающего пейзажа, хотя кто-кто, а уж ОКР мог обеспечить топливом свой объект.
Предназначался домик для всяких деликатных, не терпящих огласки дел. Вроде сегодняшнего. И вполне вероятно, что здесь, в подвале, оборудовано помещение с хорошей звукоизоляцией и со стенкой, не дающей рикошетов.
Хотя возможны разные варианты… Заседание трибунала проходило в относительно небольшой комнате без окон, зато с мощной вытяжной вентиляцией. А еще имелись там два небольших зарешеченных отверстия в стене, при помощи которых легко и просто превратить комнатушку в газовую камеру. И если вокруг двери есть уплотнительная прокладка… Но дверь с места подсудимого я толком разглядеть не мог.
Впрочем, что ломать голову… Скоро все узнаю.
Трибунал не совещался. Вообще никак – ни в моем присутствии, ни удалившись приличия ради в совещательную комнату… Все решено заранее. Непонятно, зачем при таком раскладе собирать тройку, отрывать людей от дел? Хватило бы одного Нехлюдова.
Даже на чтении приговора они сэкономили… Оглашен он был следующим образом: все трое поднялись, Нехлюдов достал из-под стола небольшой чемоданчик, открыл, выложил содержимое передо мной.
На столе образовался простенький натюрморт: «дыродел», половинка бумажного листа и коротенький, сантиметра три длиной, огрызок карандаша.
Все роли среди членов трибунала были расписаны заранее. Один из заседателей – майор, чье имя я не знал, – тут же занялся «дыроделом»: отстыковал обойму, внимательно ее осмотрел, передернул затвор, вынул из кармана один патрон, вставил в обойму, пристыковал ее на место, дослал патрон в ствол…
Пока он все это проделывал, Нехлюдов заговорил под аккомпанемент негромкого металлического полязгивания:
– У тебя на все пять минут. Можешь написать пару строк родителям или девушке, кому хочешь… Передадим. Официально погибнешь в бою за Печору. Все, время пошло.
Они вышли, не глядя на меня. Дверь закрылась, лязгнули засовы… Почти сразу погасли все лампы, кроме одной, палящей-слепящей слева. Прошло еще несколько секунд, затем в подлокотниках кресла что-то щелкнуло и мои руки почувствовали свободу.
Первым делом я подался вперед и посмотрел на дверь. Ее огибала-таки по периметру резиновая уплотнительная прокладка. Все понятно. Если у клиента не хватает духа самому поставить точку, то в комнату никто не входит, чтобы не подвернуться под выстрел из «дыродела» с одним патроном… Пускают газ, и наверняка не усыпляющий, боевой.
Я взял карандаш, машинально нарисовал на бумаге палочку, рядом другую. Соединил их третьей, получилось нечто вроде буквы «П»… Затем скомкал бумагу.
Пять минут – большой срок. Можно вспомнить всю свою жизнь и пожалеть о впустую растраченных годах… Мне вся жизнь не вспоминалась. Я вспомнил «чернобурку», известную под прозвищем Артистка. Как живая предстала перед мысленным взором: невысокая, смуглая, раскосая, прямо-таки обязанная быть жгучей брюнеткой, однако упорно красящая свой короткий «ежик» в ярко-рыжий цвет…
3. Там на неведомых дорожках…
Растительность здешняя ну никак не подходила для лесотундры. Не кусты, но и травой не назовешь: сочные, буровато-багровые стебли в рост человека, без листьев. Странным растениям – если бы все странности с них начались и ими же закончились – Алька, наверное, не удивился бы.
Много странной, невиданной флоры и фауны появилось за последние годы… Еще в бытность Альки в Заплюсье живший неподалеку рыбак Ибрагим дивился: неправильные какие-то рыбы заходят по весне с Балтики. Вроде на угрей похожи немного – длинные, змееобразные – но пасть совсем другая, здоровенная, зубы чисто собачьи. И ловить таких рыбешек приходится с большой осторожностью, бросаются на все живое – даже вытащенные в лодку, норовят оторвать, откусить кусок плоти… Однако вполне съедобные, даже вкусные.
Да и на суше странные животные встречались. И растения, никем и никогда не виданные. Многие грешили на радиацию – из-за нее, дескать, расплодились мутанты. Алька таким домыслам не верил. Все-таки он в школе специализировался по биологии, собирался поступать на биофак… Естественная мутация дело долгое, какая бы радиация ее ни подстегивала. У сильно облученных особей, конечно, может появиться потомство с самыми разными отклонениями, но это не новый вид – выродки, нежизнеспособные и к дальнейшему размножению непригодные. Много поколений должно смениться, чтобы угри мутировали в зубастых рыб, попадавшихся Ибрагиму.
Легче было поверить в другую версию, обвинявшую во всех природных странностях генетиков-вредителей. Проще говоря – Мутабор. Наплодили, мол, в своих тайных лабораториях всякой нечисти и выпустили в леса, моря и реки. Раньше потихоньку выпускали, осторожно, с оглядкой. Но когда люди разобрались, что к чему, когда покатилась по всему миру волна погромов, направленных против проклятых колдунов, – те как с цепи сорвались, все свои приберегаемые на черный день злокозненные разработки в ход пустили.
В общем, странным багровым растениям Алька не удивился бы. Даже тому не удивился бы, как вспыхнули они, едва Командир поднес к наломанной куче стеблей зажигалку – мгновенно, словно основой их обильного сока была вовсе не вода, а весьма горючая жидкость…
Но здесь все было не так. Неправильно.
Воздух – не тот. Тягучий, плотный, с усилием проникавший в легкие. Казалось, и не воздух это вовсе – какой-то прозрачный кисель, причем весьма питательный. Голод Алька совершенно не ощущал, хотя поесть в последний раз довелось давненько. Наоборот, чувствовался прилив сил, легкость какая-то во всем теле и даже голова слегка кружилась, будто кто-то подмешал в тот кисель алкоголя…
Земля под ногами – не та. Даже и не земля вовсе, сплошной камень, но пористый, как пемза, и легкий, с почти невесомыми обломками. Багровые растения росли на этом как бы камне обильно, словно на самом тучном черноземе.
Кроме того, здесь нечто странное творилось со временем суток. По ощущениям Альки, на протоптанную среди багровых зарослей тропу они вышли часов двенадцать назад или десять, никак не ранее. Вышли в сумерках. И все это время сумерки тянулись и тянулись… Полумрак, видимость метров тридцать и никаких признаков, что хоть когда-нибудь наступит рассвет или стемнеет окончательно.
Такое вот место… Не думал, не гадал Алька, что угодит сюда с берега Печоры, от катера, захваченного сепаратистами.
…Их было на катере и вокруг человек двадцать пять или около того, но уж не меньше двух десятков. В униформе армии мятежников лишь трое или четверо, остальные кто в чем и с самым разным оружием. Может, то были дезертиры, решившие, что жить в своей республике, да еще богатой нефтью, хорошо, но умирать за нее смысла нет. Беглецы с поля боя, уносящие ноги куда подальше и получившие вдруг подарок судьбы – катер, способный принять на борт всю компанию.
