– Я думаю, за группой «Памир» стоит один человек. Если, конечно, его можно назвать человеком… – подвел генерал итог своему рассказу. – И цель у него одна, очень простая: сделать наш мир окончательно непригодным для жизни.
– Кто же этот человек? – спросил я, почти не сомневаясь в ответе.
– Максимилиан Кауфман.
Ну конечно… Для генерала Кауфман – не то Антихрист, не то Сатана, изначально ответственный за все напасти, обрушивающиеся на наш многострадальный шарик. У меня тоже нет причин считать директора московской СБА белым и пушистым. Но все-таки хотелось бы услышать хоть какие-то доказательства…
Доказательство у генерала имелось одно, да и то косвенное: старый как мир вопрос «Кому это выгодно?». Даже можно сформулировать иначе: кому не приходится бояться постоянно растущего уровня радиации? Растущего глобально, по всему миру? Ответ возможен лишь один – тому, кто в любой момент может уйти в другой мир, свободный от радиоактивного заражения. И этот ответ, словно жирная стрелка-указатель, был направлен на Станцию, на «Науком», на Кауфмана… Примерно так представлял себе генерал подоплеку происходивших событий.
Я припомнил одну из лекций профессора Маргияна, касавшуюся вопросов генетического вырождения человечества. И сказал:
– Концы с концами не сходятся. Новый и пустой мир надо кем-то заселять, а переселенцев можно взять только отсюда, из мира нашего. Так зачем окончательно добивать их генофонд? Чтобы по новому миру расселялись мутанты и уроды?
Кравцов одобрительно кивнул.
– Хороший вопрос, зришь в корень. Но ответ ты упустил в Печоре. Придется поработать над ошибками, Мангуст.
– С чего начать?
– Вот с этого человека… Смотри и запоминай.
На стол передо мной лег небольшой белый прямоугольник. Я смотрел и запоминал: Рига, улица Чеслава Млынника, 17, Адольф Рейснер, двенадцатизначный код коммуникатора, – а прямоугольник тем временем темнел на глазах, буквы и цифры становились все менее четкими и окончательно слились с фоном.
– Это «гравер», – сказал генерал. – Один из лучших. Закажешь у него «невидимку».
– Что потом?
– Ждать. Думаю, предложение от потенциальных работодателей не задержится.
– Наемники?
– Да. «Гравер» тесно связан с одной из команд… И команда эта получила не так давно очень заманчивое анонимное предложение.
– Я их знаю?
– Главное, их командир знает тебя. И про трибунал, и про побег знает.
– Кто он?
– Не он – она. Артистка.
Хо-хо… Если привычки экс-покойницы не изменились, то моя личная жизнь будет весьма насыщенной.
– Отставить пошлые мысли! – приказал генерал.
– Слушаюсь! – привычно ответил я.
Ну вот и завершилась моя вольная жизнь… Не надо ломать голову, что предпринять дальше. Займемся привычным, даже поднадоевшим делом – спасением России. Интересно, как вышеупомянутое мероприятие финансируется с учетом моего нового статуса?
– «Невидимки» очень дорого стоят, да и Рига не ближний свет… – осторожно закинул я удочку. Но выловил большой кукиш.
– Закончились деньги с энергозаправки? – недобро прищурился генерал. – Прогуляйся ночью еще на одну.
13. Банька по-белому
– Постой! – окликнул знакомый голос.
Алька обернулся. Его догонял Наиль. Мало получил? Желает продолжить?
Но вроде бы дезертир оказался настроен мирно. Подошел неторопливо, всем своим видом демонстрируя отсутствие агрессии.
– По утрянке погорячились мы малехо оба… – сказал Наиль. – Негоже нам, как двум кошакам, которых в одном мешке в речке топят… Им бы вместе на волю путь прогрызать, а они друг дружку полосуют когтищами… Смекаешь?
Алька смотрел на него подозрительно. Но кивнул. И в самом деле, когтищами негоже…
– Ну так что? Мир? – Наиль протянул ладонь.
Алька пожал ее, однако подозрения не рассеялись. С чего бы Наиля на мировую потянуло? Задумал что-то?
Угадал… Наиль, не дожидаясь вопросов, изложил свое видение настоящего и будущего их команды. Оказывается, когда Алька и Настена отделились и ушли к Митрофану, Командир предложил Наилю на выбор: или он остается в Усть-Куломе и сам решает, как жить дальше, или, если податься некуда и заняться нечем, продолжает путешествие с Командиром. Наиль попросил срок до вечера на раздумья. И теперь вот интересуется: получали Алька с Настеной подобное предложение? А если да, то что надумали?
– Было дело, – обтекаемо проронил Алька.
Не совсем так все произошло, ну да ладно…
– И чего? – заинтересованно спросил Наиль. – С ним надо держаться, думаю. Он ведь не просто так тут шатается… Он тут искал кое-что. Клад какой-то… И нашел, вывозить собирался… Думаю, до конца с ним останемся – так и нам хоть какая доля, но отломится… Мужик с понятием, не беспредельщик какой.
Алька усомнился, что Командир так вот запросто делился с Наилем информацией о своих планах и о найденном кладе. Сомнения свои он высказал Наилю.
– Кто ж о таком треплет? – согласно закивал Наиль. – Я сам все разведал, верняк, не сомневайся…
И поведал, что служил в охране того самого ангара с вертолетами, с которого начались Алькины злоключения. Командира видел часто, но мельком, тот на месте не сидел, все мотался куда-то на вертолете – порой на несколько часов улетал, а порой и на неделю.
А в то утро, когда федералы десантировались на Печору, Наиль случайно подслушал разговор Командира по рации… Обычно тот при чужих не трепался, но тут такой раздрай и дурдом начался… Услышал самые обрывки: про то, что вертолетом находку теперь не вывезти, про преобразователи, которые Командир пообещал не бросать… И про миллиарды что-то сказал, Наиль толком не расслышал, вроде ждут где-то миллиарды…
– Не миллионы даже – миллиарды! Смекаешь?!
Тут на улице показался один из усть-куломских жителей, и Наиль мгновенно сменил тему, заговорил о здешней самогонке – дескать, гонят-то ядреную, да очищать толком не умеют. Но последняя фраза относилась явно не к продукции местных виноделов:
– Так что ты покумекай до вечера и скажи, что надумал.
Алька пообещал покумекать и сказать…
…Настена, похоже, так и просидела два часа на том же месте и в той же позе. Алька подходил к ней медленно, думал: сейчас опять придется иметь дело с безвольной куклой, с манекеном, лишь внешне напоминающим прежнюю Настену…
Не угадал. Ни разу не угадал.
Заслышав его шаги, девушка поднялась на ноги, причем (Алька удивился) совсем не тем бесконечно усталым, старческим движением, что он привык видеть в последние дни у Настены. Она улыбнулась (Алька удивился еще больше) и заговорила первой (Алька изумился):
