Но кровать оказалась слишком высокой, а ее ножки слишком короткими, поэтому она продолжала удерживать женщину за бледную руку. В глазах девочки стояли слезы.
У Бекки есть ребенок? Дочь?
Алекс не знал, то ли радоваться этому факту, то ли огорчаться. Бекки добилась того, чего хотела. И быстро, как он мог догадаться. Девочке должно быть года два…
— Мужчина, который вел автомобиль, в котором Бекки попала в аварию, ее любовник? — спросил он Флору.
Она пожала плечами:
— Полагаю, да. Его увезли в другую больницу.
До того как Алекс спросил, в какой именно больнице ему найти этого идиота, который гнал машину по встречной полосе на улице с односторонним движением, медсестра коснулась его руки.
— Мне лучше уйти. Если вы не против того, чтобы присмотреть за ней… — Она кивнула на ребенка. — Вы знаете, что делать, если вам понадобится помощь.
Алекс кивнул, а когда медсестра ушла, приблизился к маленькой девочке и присел перед ней на корточки. Он попытался с ней заговорить, но она не обращала на него внимания. Девочка продолжала пристально смотреть на мать. Сдавшись, Алекс присел на стул рядом с девочкой. Он понимал, что малышку лучше оставить наедине с ее размышлениями.
Молчаливо сидя на стуле, Алекс подумал о том, что обязан помочь этой девочке воссоединиться с ее семьей. В противном случае она окажется в приюте, как когда-то ее мать.
В конце концов девочка повернулась к нему лицом и посмотрела на него. Он улыбнулся. Она не улыбнулась ему в ответ. Алекс похлопал рукой по колену.
— Иди и присядь. Ты выглядишь уставшей.
Медленно девочка отпустила руку Бекки и пошла к Алексу. Он осторожно усадил ее себе на колени. Хотя не противилась, прижиматься к нему не стала.
— Как тебя зовут? — прошептал он.
Она повернула голову, посмотрела на него и тихо ответила:
— Молли.
Алекс взглянул в ее большие голубые глаза и улыбнулся. Ему следовало догадаться. Бекки всегда очень нравилось это имя. Когда они пытались зачать ребенка, она категорично заявляла, что назовет девочку именно так.
А потом произошло нечто необычное. Поначалу Алекс объяснил это недосыпанием, ибо между ним и Молли возникло странное ощущение единения, когда они стали друг друга рассматривать. Он словно смотрел на фотографию, изображение на которой знал наизусть. Странно, ведь он не видел никаких фотографий Бекки в детстве, поэтому девочка не могла напоминать ему свою мать. В любом случае у Бекки глаза были орехового оттенка, а глаза девочки — светло-голубыми…
Такими же, как у Алекса.
И внезапно последние слова Бекки обрели смысл.
— Скажите Алексу, что она его дочь…
Пока Алекс говорил, Дженни все крепче переплетала на груди руки и слушала его с растущим ужасом. Она ужасалась разбитой семейной жизни Алекса и собственному эгоизму: тому, как она поступала, если что-то выходило не так, как она хотела. В этом случае Дженни топала ногами, как подросток.
Хуже всего было то, что внутренний голос требовал от Дженни взбеситься, упереться руками в бока и заявить, что жизнь к ней несправедлива. Потребовать от Алекса разъяснения, почему он не сообщил ей об этом ранее. Сообщи он ей об этом прежде, она не сбежала бы от него.
Но тогда Дженни снова проявила бы непозволительную глупость. Она не имела права перекладывать вину на Алекса и упрекать его за плохое поведение. Он имел полное право просить ее о понимании, а она не имела права ему отказывать.
Она присела на стул напротив него и закрыла лицо руками:
— Прости меня, Алекс. Мне так жаль…
— Ты не виновата в том, что мой брак рухнул, — уныло ответил он.
— Нет… Я хотела сказать, прости меня за то, как я себя вела.
Она отодвинула палец от лица и увидела, что Алекс на нее смотрит. Дженни прижала руки к щекам. Он выглядел таким уставшим, в нем почти не осталось той энергии, которую Дженни так в нем любила.
По меньшей мере, он больше на нее не сердится. Она могла судить об этом по его взгляду — он уже не был суровым и холодным. Однако Алекс, должно быть, ужасно в ней разочаровался. Ей следовало быть вместе с ним и оказывать поддержку. Но потерянного времени не вернешь, к сожалению.
— Ты сказал, что не знаешь наверняка, — пробормотала она, мысленно прокручивая их диалог. — Что ты имел в виду?
Алекс с трудом отвел от нее взгляд и уставился на тени на камине.
— То, что не знаю наверняка, моя дочь Молли или нет.
— Но ты сказал…
Не поворачивая головы, Алекс мельком взглянул на Дженни:
— Я знаю о том, что Бекки сказала санитарам, но я понятия не имею, была ли она правдива.
Ладони Дженни соскользнули с ее щек ко рту.
— Неужели ты считаешь…
Алекс поднялся на ноги и подошел к огромному окну позади своего письменного стола.
— На следующий день пришла женщина, которая присматривала за Молли. Она хотела повидаться с Бекки, но было уже поздно…
Дженни встала, желая подойти к Алексу, но инстинкт подсказал ей оставаться на месте и позволить ему говорить.
— Эту женщину звали Трейси, она жила по соседству с Бекки. — Он помолчал и странно хохотнул. — Я даже не знал, что Бекки переехала в Лондон.
Дженни сделала шаг в его сторону:
— Что она тебе сказала… эта Трейси?
— Бекки была знакома с этим идиотом-водителем всего несколько месяцев. Когда Бекки только переехала по соседству с Трейси, у нее был другой мужчина, которого она называла папочкой Молли. — Он покачал головой. — Они расстались уже год назад или около этого.
— И ты думаешь…
Он посмотрел на Дженни через плечо.
— Это возможно, — ответил он, затем снова отвернулся к окну.
Дженни подошла и встала рядом с ним, уставившись на поля и нагие деревья, на кружащих в небе грачей.
— Завтра утром, после рождественских каникул, начнут открываться учреждения, — сказал он. — У меня имеются знакомые, которые знают, как быстро добыть информацию. Посмотрим, что написано в свидетельстве о рождении Молли.
— А если…
Она не осмеливалась озвучивать свои сомнения.
Он слегка опустил плечи.
— Потом проведем тест на ДНК, чтобы удостовериться.
Дженни уже собиралась коснуться рукой его плеча, когда постучали в дверь.
— Минуту, Молли. У меня важный разговор.
Дженни заметила, как внезапно преобразился Алекс. Он словно сбросил с себя панцирь. Он разговаривал с ребенком по-отцовски. Дженни пригладила руками джемпер и опустила руки вдоль тела.
