Впереди на дорожке, лицом к ней, находились трое: начлаг Горловой и двое незнакомых — высокий, представительный мужчина и мальчик лет двенадцати.
Именно мальчик привлек наибольшее внимание: стройная фигурка в черной футболке и белых брюках; лицо тонкого восточного типа с огромными темными глазами.
Такое лицо естественно дополняют черные кудри, — но мальчик не был жгучим брюнетом. Наоборот. Его волосы останавливали и притягивали любой мимолетный взгляд. Притягивали абсолютно белым цветом, не выглядевшим мертвенной белизной альбиноса или удивительно ранней сединой, — но и классическим блондином мальчик не был. Цвет волос напоминал крыло парящей над морем чайки и придавал странное выражение правильным чертам лица.
Света не успела приглядеться к мальчику — на дорожке разворачивалась напряженная сцена. На пути у Горлового и его спутников стоял кот Чубайс.
Даже не стоял, а медленно, буквально по миллиметру, отодвигался — хотя Свете казалось, что ни одна из напружиненных лап не переступает назад. Шерсть поднялась дыбом, спина выгнулась дугой — в низком, на границе инфразвука рычании звучала обреченная ярость последнего боя.
Начальника лагеря, похоже, единственно присутствие гостей удерживало от желания мощным пинком подкорректировать жизненную позицию наглого зверя. Горловой не любил, когда ему преграждали путь. И не любил братьев меньших. Но пока сдерживался.
Хотя, может, и не в гостях было дело. Вид кота никак не располагал к близким с ним контактам.
Света шагнула вперед.
Взгляд ее скрестился со взглядом белоголового мальчика — и зацепился. Прилип. Ей показалось, что все вокруг замерло и застыло — ив этой долгой-долгой тишине и неподвижности она всматривается и всматривается в бездонно-черные глаза. Впервые она поняла, увидела, почувствовала, — что значит в применении к глазам слово «бездонные»... И лишь спустя долгие часы (годы! века!) смогла отвести взгляд.
На деле, конечно же, прошли доли секунды.
Света нагнулась к Чубайсу, она всегда замечательно ладила с детьми и животными.
Подхватила кота, не думая об острых когтях. Торопливо поздоровалась с Горловым и незнакомцами. Свернула и быстро пошла в сторону столярки, где в это время обычно бывал Степаныч... Она шептала в рыжее ухо что-то бессмысленно-успокаивающее и чувствовала, как медленно расслабляются под ее ладонями тугие мышцы Чубайса.
Света не видела, но белоголовый мальчик смотрел ей в спину.
Очень внимательно смотрел.
Глава 3
05 августа, 09:22, ДОЛ «Варяг», верхние ворота
Визитная карточка гостя извещала о его роде занятий просто: предприниматель. Понимайте, как знаете, — не то перед вами владелец овощного ларька, не то президент совета директоров крупной корпорации.
Горловой склонялся ко второму варианту. Предпринимателей-азербайджанцев он вообще-то представлял по-другому — кепка, кожаная куртка, синеющие щетиной щеки и избыток безвкусно-массивного золота. Булат Темирханович Хайдаров, августовским снегом свалившийся с утра пораньше на голову начлага, в сложившийся образ никак не вписывался.
Живущий с тринадцати лет в Ленинграде-Петербурге, он вызывал ассоциации не с рыночными торговцами, но скорее с профессурой. Причем не с нашей, а с хорошо обеспеченной и по-настоящему культурной профессурой. С оксфордской. Или с кембриджской.
Легкий светлый костюм, сшитый идеально по фигуре, и наверняка очень, очень дорогой. Мягкая, без малейшего акцента, речь и сдержанные манеры. Из золотых украшений — только узкий ободок обручального кольца на безымянном пальце.
Они с Горловым медленно шли по лесной дороге, за воротами лагеря. Машина предпринимателя (серебристый «сааб») стояла рядом. Предшествующие сорок минут занял осмотр лагеря — гидом Булату Темирхановичу служил сам начальник, снисходивший до такого в редких случаях, для особо важных гостей...
— Понимаете, меня это тревожит, хотя врачи и говорят, что со здоровьем у мальчика все сейчас абсолютно в порядке, но мне почему-то кажется, что они... — Хайдаров на секунду замялся, пытаясь подобрать наиболее точное выражение. — ...Не совсем понимают, с чем столкнулись в данном случае. Я и сам за последние месяцы стал крупным специалистом по поражениям электричеством — прочитал все, что можно достать на трех языках по этому вопросу. И если подобные физические изменения описаны во многих известных случаях: внезапно побелевшие волосы, шрам (или ожог) на груди странной формы... — то некоторые вещи для меня необъяснимы. Например, два месяца назад я совершенно случайно обнаружил, что Тамерлан заговорил по-азербайджански!
— В самом деле? — вяло поинтересовался Горловой. Медицинские аспекты его не интересовали, пусть ими занимается Нина Викторовна. Начальнику не терпелось перейти к вопросам финансовым.
— Да! — Булат Темирханович, наоборот, был рад поговорить о наболевшем. — Представляете, два месяца назад застал его беседующим с приехавшими из Баку родственниками... По-азербайджански! — И, отвечая на непонимающий взгляд Горлового, пояснил: — Дело в том, что моя жена — русская, в доме по-азербайджански не говорили давно, с тех пор, как умерла моя мать... А Тамерлану тогда было полтора года.
Рассеянно слушавший Горловой напряженно пытался определить сумму, — и боялся продешевить. Он чувствовал, что торга не будет. Или ему заплатят сразу, или этот высокий статный мужчина с седеющими висками (язык не поворачивался назвать его айзером, даже в мыслях) развернется и уедет.
— Психотерапевты объясняли мне, что от сильного шока могут вспомниться вещи, слышанные чуть ли не внутриутробно... Не знаю, не знаю...
— Почему вы выбрали именно наш лагерь? В середине сезона, когда все путевки давно распределены, несколько затруднительно... Вы понимаете... — Горловой, как опытный лоцман, повел разговор к интересующей его теме.
— Мы вообще-то... ехали к друзьям под Приозерск... У них там охотничий домик... — Хайдаров говорил с легким недоумением, словно сам удивляясь, как он очутился здесь, неподалеку от ворот «Варяга». — Но... сыну место почему-то понравилось... сказал, что был бы рад...
Речь Булата Темирхановича потеряла недавнюю стройность и четкость. Горловой слегка удивился несуразности его рассказа. Чтобы добраться от Приозерского шоссе до лагеря, приходилось долго плутать отнюдь не живописными проселками, мимо торфоразработок. Достойные кисти художника пейзажи Пятиозерья открывалась как раз с шоссе Выборгского...
Предприниматель провел ладонью по лбу, будто стирая что-то невидимое и липкое. Спросил в другой манере, конкретно и жестко:
— Полторы тысячи долларов вас устроят?
Сумма оказалась большая, даже чересчур, но Горловой был почему-то уверен, что с нежданного гостя можно запросить дороже. И начальник пустился в объяснения, какие затраты несет он лично, стараясь обеспечить всем необходимым подрастающее поколение...
