Самсонов тем временем уже вышел к нашему герою. Тот, испачканный с ног до головы подозрительно зеленоватым мороженым, не знал, смеяться ему или плакать. Самсонов улыбался ему как мог широко и всячески демонстрировал свое расположение.
– Так мы договорились? – спросил у меня Загорский.
Я кивнул, потому что не хотел, чтобы такого чудесного человека из-за меня убили.
Светлане я все объяснил и пообещал приехать не очень поздно. Она казалась раздосадованной и явно хотела что-то сказать, но тут подошел Загорский.
К Самсонову мы не поехали. Загорский все уладил сам, сказав шефу, что мы – я и Альфред – сегодня приглашены. Альфред так и сказал: «Мы приглашены» – и выглядел при этом настоящим графом, который должен представить двору своего возмужавшего племянника.
– Ну-ну, – почему-то улыбнулся Самсонов. – Покажи ему настоящую жизнь.
И мы поехали к страшному другу Загорского.
Глава 8
В то, что Загорский в чем-то был прав, я поверил сразу, едва мы переступили порог квартиры. Здесь было много красного бархата, золота картинных рам и мебели, каким-то чудом перенесенных в просторную московскую квартиру из покоев французских королей. Я никогда не думал, что подобное возможно – будто кто-то рачительный сумел сохранить уют и роскошь прежней жизни, знакомой нам только по фильмам. Сегодняшняя жизнь тоже заявляла о себе – необыкновенных размеров телевизором и сотовым телефоном, оставленным кем-то на роскошном плюше дивана, но это не выглядело неуместным или вызывающим.
Загорский прошелся по комнате. На фоне картин он смотрелся великолепно, оставалось лишь сменить клетчатую рубашку на смокинг, и можно было снимать его в этих интерьерах. Не успел я об этом подумать, как дрогнула тяжелая портьера, и из-за нее вышел невысокий человек в домашнем халате с атласными лацканами. Он был не стар, но и не молод, за прожитые годы успел подрастерять растительность на голове и заработать какую-то желудочную болезнь, о чем можно было судить по его нездорового цвета худому лицу, которое, впрочем, было так ухожено, как нечасто увидишь. Особенно выделялись глаза. Глубоко посаженные, они казались темнее, чем были на самом деле, и придавали человеку какой-то демонический облик.
– Познакомься, Костя, – сказал Загорский человеку в халате. – Это мой друг, Евгений.
Приятно было услышать от Загорского, что он считает меня своим другом.
– А это Константин Евгеньевич, – представил Загорский человека с демоническим лицом.
Мы пожали друг другу руки. У Константина Евгеньевича была сухая и очень доброжелательная ладонь. Поэтому да еще потому, что он имел отчество Евгеньевич, а меня самого звали Евгений, он мне понравился. Посмотрел длинным взглядом темных глаз, будто оценивал, и предложил занять диван или одно из кресел – по выбору. Когда он сел, я увидел выглядывающие из-под халата брюки и коричневые лаковые штиблеты.
– Откуда вы? – спросил Константин Евгеньевич.
– Из Вологды, – ответил я.
– И как там Вологда?
Я пожал плечами, не зная, как ответить. Не представлял, чем может заинтересовать Вологда такого человека, как мой собеседник.
– Он сбежал оттуда, – подключился к разговору Загорский. – Его манят огни больших городов.
Сказал и едва заметно улыбнулся. Я заметил, что он обращается к Константину Евгеньевичу с необычайным пиететом. Если бы не его аристократизм, можно было бы принять это за подобострастие.
– И что же молодой человек успел посмотреть в Москве?
– Ничего, – признался я.
– Напрасно, – покачал головой Константин Евгеньевич и раскрыл массивный портсигар, лежащий на столике с резными ножками.
Он взял из портсигара сигарету и прикурил ее, пустив дым в потолок. На его среднем пальце я увидел массивный вычурный перстень: казалось, что золотой паучок обхватил зеленый камень своими золотыми лапками.
– Вы женаты, Евгений?
– Нет, – ответил я после паузы.
Вопрос оказался для меня несколько неожиданным.
– Тогда вас можно считать свободным человеком. Альфред покажет вам Москву. Это удивительный город.
Я кивнул, демонстрируя, что полностью согласен с хозяином квартиры.
– Как твоя работа, Альфред? – поинтересовался Константин Евгеньевич.
– Работа как работа.
– Когда ты летишь в Дюссельдорф?
– Через две недели.
– У тебя все готово?
– Да.
– С людьми разговаривал?
– Конечно.
Они отвлеклись, явно забыв обо мне, и я даже почувствовал себя лишним. У них была своя жизнь, неведомая мне. В этой жизни носили старинные золотые перстни, сидели и спали на антикварной мебели и запросто летали в Дюссельдорф.
– Проблем с вылетом не будет? – спросил Константин Евгеньевич.
– Думаю, что нет. Я, правда, еще не разговаривал с Самсоновым.
– Может не отпустить?
– В общем, да.
– Что же он у тебя строгий такой? – шутливо попенял Константин Евгеньевич.
Загорский пожал плечами.
– Давай там без фокусов.
– Не от меня зависит, – напомнил Загорский.
– Так я ему рога обломаю, – сказал Константин Евгеньевич, и теперь я совершенно не слышал в его голосе шутливых интонаций.
Загорский с беспокойством взглянул на меня, и я понял, что разговор перетек в какое-то новое русло, в котором были подводные камни и множество прочих опасностей. Я сделал вид, что ничего не понял.
– Я угощу вас коньяком, – объявил хозяин, легко поднялся из кресла и вышел. Я сразу увидел, как Загорский расслабился. Он, оказывается, пребывал все это время в жутком напряжении. Боялся хозяина?
– Нравится? – спросил он меня и обвел рукой комнату.
– Роскошно, – оценил я. – А он кто?
Наверное, я задал какой-то бестактный вопрос, потому что Загорский тотчас поскучнел.
– Ты о ком, Женя?
– О Константине Евгеньевиче, – проявил я упрямство.
Неопределенный жест руки – вот и все, что я получил в ответ. Черт побери, я иногда задавал не те вопросы! Сейчас это дал понять Загорский, а до него выражал свое неудовольствие Демин. Я вспомнил про Демина, про деньги и вдруг понял, что Загорский может мне все объяснить.
– Мы деньги получали, – сказал я. – Там, в доме Самсонова. Помните?
– Ну конечно. Получение денег – столь приятная вещь, что забыть об этом невозможно.
– Вы всегда их так получаете?
– «Так» – это как?
– Нигде за них не расписываясь.
– Как правило. А почему тебя это удивляет?
