– Вы типичный плейбой.
– Это плохо?
– Разве я так сказала? – всепрощающе улыбнулась Марина.
Черт, она действительно умна.
– Зачем вам этот брак? – сказал я. – Вы еще слишком молоды. Посмотрите на меня…
– И что вы можете мне предложить? – засмеялась Марина.
– Пылкое сердце, – начал перечислять я. – Крепкое тело…
– Вы из Вологды, как я слышала?
– Если честно – да.
– И квартиры в Москве у вас нет?
– Нет. – Мой пыл угас.
– Так не мешайте мне устраивать свою личную жизнь.
У Саши квартира, конечно, есть. И вот когда Марина решит для себя жилищную проблему…
– А если я не буду вам мешать устраивать личную жизнь?
В ответ Марина призывно улыбнулась. У нее будет муж, квартира, и ей непременно потребуется любовник.
– Мы подружимся, – посулил я.
Она снова улыбнулась. Мы вошли в лифт. Я нажал кнопку первого этажа. Двери закрылись. Я обнял Марину и стал ее целовать. Она не сопротивлялась и даже отвечала на поцелуи. У нее было изумительное платье, сквозь которое я ощущал каждую клеточку ее молодого упругого тела. К сожалению, до первого этажа мы добрались слишком быстро. Я едва успел отпрянуть, когда двери открылись. Люди у лифта встретили нас равнодушными взглядами. Я пропустил Марину вперед, чтобы она меня хоть немного прикрывала, пока моя плоть не успокоится.
Я вывел ее на улицу.
– Может быть, сегодня вечером встретимся? У меня нет московской квартиры, но это единственный мой недостаток, поверь.
Она засмеялась:
– Не сейчас.
– А когда?
Пожала плечами.
– Ведь мы еще увидимся, – сказала она легко и беззаботно.
– Когда? – удивился я.
– На съемках.
– Совсем забыл! – засмеялся я. – Свихнуться можно с тобой, честное слово!
Она прильнула ко мне, но лишь на мгновенье, прикоснувшись своими губами к моим, и побежала по ступенькам вниз – юная и стройная.
«Бедный Саша!» – запоздало подумал я. Но кто же виноват в том, что он уродился мужем, а кто-то любовником. Хорошей женщине непременно нужен любовник. Закон жизни. И я в этом не виноват. Быстренько решив для себя эту проблему, я поднялся лифтом на наш этаж. И не дошел до самсоновского кабинета каких-нибудь десять метров, как оттуда вышли те самые парни. Они были хмуры и чем-то озабочены и шли на меня как идущие в спарке ледоколы. Я даже посторонился, чтобы они ненароком меня не смяли.
Самсонов был один. Сидел за своим столом в кресле, развернувшись к окну, и я заметил, что он вытирает лицо платком. Разговор, наверное, был непростой, раз наш шеф разволновался до испарины на лбу. Я специально щелкнул замком двери, чтобы показать Самсонову, что он в кабинете не один. Не любил я заставать людей врасплох. И все равно Самсонов от неожиданности вздрогнул.
– Кто? – спросил он отрывисто и глухо.
– Я, Сергей Николаевич.
– Проводил девчонку?
– Да.
Он еще раз промокнул лицо платком и только тогда повернулся ко мне. Он, конечно, очень тщательно вытирал лицо, но… оказывается, это не испарина была, а кровь. Лицо у Самсонова было разбито.
Глава 10
Он отправил меня в поездку по городу. Я должен был заниматься подготовкой к съемкам. Самсонов ничего не сказал мне о том, что произошло у него с теми двумя парнями, а я старательно делал вид, что ничего не заметил. Но все это никак не шло у меня из головы. Я и подумать не мог, что у Самсонова могут быть враги. Его знала вся страна, и все, как мне казалось, его любили. Точнее, любили слепленный им самим образ: умный мужик, который не прочь кого-нибудь разыграть, и хотя шутки его, как правило, небезобидны, все ему прощается, потому как – телезвезда. О том, что за этим образом скрывается совсем другой человек, я задумался только теперь. У Самсонова была своя жизнь с обычными заботами и тревогами, в которой есть не только друзья и обожатели, но и враги.
Мне вспомнился вчерашний вечер на квартире Константина Евгеньевича. «Хочешь, я ему рога обломаю?» – спросил хозяин у Загорского. «Ему» – это Самсонову. Не все, стало быть, относились к моему шефу с достаточным пиететом. Быть может, сегодняшнее происшествие каким-то образом и связано с оброненной накануне вроде бы в шутку фразой? Я промучился над этим вопросом некоторое время, прежде чем сказал себе с достаточной уверенностью: «Нет, чепуха!» Константин Евгеньевич произвел на меня впечатление умного и осторожного человека. И думать, что он скажет в моем присутствии опасные для себя слова, по меньшей мере глупо. Зачем же ему раскрываться? Будь у него действительно какие-то счеты с Самсоновым, разобрался бы с ним тихо, без огласки, и уж конечно не говорил бы при мне такое, ничего, в сущности, обо мне не зная.
Еще одна возможная причина сегодняшнего происшествия – месть «героев» одной из самсоновских передач. Не всем нравится, когда их разыгрывают. Но вряд ли в передачах было что-то такое, из-за чего к их создателю надо подсылать двух «качков». Эту версию я тоже отбросил.
Оставались деньги. Рэкет или что-то в этом роде. Самсонов выплачивал нам вознаграждение как будто из своего кармана, безо всяких ведомостей. И Загорский вчера подтвердил – имеет место «черный нал», нигде не учтенные наличные. А там, где «черный нал», всегда происходят какие-то неприятные вещи. Вот как сегодня, например.
Вечером я заговорил об этом со Светланой. Мы сидели с ней на балконе в глубоких плетеных креслах и смотрели на закат. Уставшее от дневной жары солнце скатилось за крыши домов. Мы потягивали прохладное белое вино. Было уютно и спокойно.
– Наша передача богатая, да? – как можно беззаботнее спросил я.
Светлана наморщила лоб, не поняв вопроса.
– Денег у нас много крутится?
– Наверное, много, – ответила Светлана. – По деньгам у нас Илья главный. Он знает.
– А откуда деньги?
– От продажи передач.
– Кому?
– Телекомпании, кому же еще. Мы производим товар, этот товар – наша передача. Потом мы наш товар продаем телекомпании, она платит нам деньги.
– Большие?
– Ну, наверное. Десятки тысяч долларов, насколько мне известно.
– За каждую? – поразился я.
– Конечно. Ты знаешь, сколько стоит «Поле чудес»? Или «Пока все дома»? Целую кучу денег. И нам платят не меньше, потому что наш рейтинг и их рейтинг практически совпадают.
Десятки тысяч долларов за каждую передачу – это очень много. Может быть, из-за этих денег Самсонов и пострадал?
– А кто этими деньгами распоряжается? – спросил я. – Демин?
