– Да, – сказал он. – Я очень рассчитывал на Горяева.
– Итак, Горяев должен был делать эту программу, точно такую же программу делал бы Самсонов – и как бы они уживались на одном канале?
– А никак.
– То есть? – опешил Мартынов.
– В эфир не могут выходить две одинаковые программы. Так не делается.
– А как делается?
– В гонке всегда побеждает кто-то один.
– Вы знали заранее, кто должен победить?
– Я мог только надеяться, что мои чаяния сбудутся.
– И кто же ваш фаворит?
– Горяев.
Пауза в разговоре.
– А Самсонов? – Это Мартынов.
– Он бы не пропал. Его с распростертыми объятиями приняли бы на любом другом канале.
Честно говоря, я не уловил ничего подозрительного на этом этапе допроса, а Мартынов, как оказалось позднее, сделал первую мысленную зарубку. Он увидел то, чего не увидел я.
– Что же у вас с Самсоновым-то так?
Голос у Мартынова был совершенно спокойный, так что даже было непонятно, вопросительно прозвучала фраза или это что-то вроде упрека собеседнику.
– Как? – уточнил Алекперов. Наверное, пожал при этом плечами.
– Не любили-то вы его за что?
– Разве я так сказал?
На слове его не подловишь.
– Но вы же сказали, что желали ухода Самсонова с вашего канала.
– Я сказал, что желал успеха Горяеву.
Да, так и было. Мартынову пришлось признать свою неправоту. Наверное, в глубине души он понял, что недооценил своего собеседника.
– Итак, Горяеву вы желали успеха, а Самсонов, видимо, должен был уйти на другой канал.
– Видимо, так.
– Значит, у вас были претензии к Самсонову?
– Чисто творческого плана.
– Вас не устраивал уровень его программы?
– Уровень был очень высокий.
– Тогда я не понимаю…
– Я объясню, – сказал Алекперов. – Все делалось на высоком профессиональном уровне. Это были технически совершенные передачи. С хорошей режиссурой, с отличной работой операторов, профессионально смонтированные. Но есть еще концепция программы. Тот идейный стержень, на который нанизывается все происходящее. И вот здесь у меня к Самсонову были претензии.
– Расскажите подробнее, пожалуйста.
– У него были свои представления о том, как должна выглядеть программа. Вы, кстати, видели хотя бы один сюжет?
– Я люблю эту передачу, – сказал Мартынов. – И стараюсь не пропускать ни одного выпуска.
– Значит, вам ясна идеология Самсонова. Все, что вы видели, – это и есть образец того, как он представлял себе идеальную программу. Нам же хотелось, чтобы она стала более легкой, такой, знаете, на уровне безобидного детского анекдота. Чем проще программа, тем больше зрителей. Значит, рейтинг. Значит, доходы. Такая вот связь.
– Вы говорили об этом с Самсоновым?
– Да.
– Часто?
– Я не могу на одну и ту же тему разговаривать с человеком слишком часто. Даже если этот человек – любимец публики Самсонов. Потому что у меня много дел и, соответственно, мало времени.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Я всегда говорю только один раз.
– Понятно, – сказал Мартынов.
Он сделал еще одну пометку, зафиксировав несоответствие, и я опять ничего не заметил.
– Итак, вы не смогли с ним договориться.
– Совершенно верно.
– И вы решили наказать строптивого.
– Знаете, все эти страсти – из дешевых фильмов. В бизнесе, а телевидение прежде всего большой бизнес, – так вот в бизнесе предпочтительнее обходиться без эмоций. Человек может быть мне несимпатичен, я, возможно, даже его ненавижу, но когда мы говорим о деле, я все эмоции отбрасываю в сторону. Потому что над всем властвует ее величество прибыль. Никакой речи о наказании строптивца, как вы изволили выразиться, даже не шло. Программа Самсонова перестала отвечать некоторым критериям, и в руководстве канала сложилось мнение, что скоро мы будем терпеть убытки.
– «Мы» – это канал? – уточнил Мартынов.
– Ну конечно. Самсоновскую программу мы приобретали по определенной, зафиксированной в договоре, цене. Цена, заметьте, очень даже немаленькая. Но мы шли на это, зная, что в закупленной нами программе захотят разместить рекламу крупные фирмы. Оплата рекламного времени окупит наши затраты и позволит даже что-то заработать. На заработанное мы купим какую-нибудь программу, которая заведомо не принесет прибыли, но она, к примеру, социально важна. Так устроен этот механизм. И вдруг мы видим, что с рейтингом самсоновской программы происходит что-то неладное. Количество зрителей не растет, а вроде бы даже уменьшается. И рекламодатели, хотя пока и размещают по привычке у нас свою рекламу, очень скоро начнут корректировать свои планы. Отток рекламных денег – это очень неприятно, поверьте. Это не просто неприятно – это опасно. Сначала мы перестанем получать прибыль, а дальше уже начнутся прямые убытки.
– Вы держали это в голове, когда беседовали с Самсоновым?
– Ну конечно!
– А разве он не понимал, что ваши трудности неизбежно станут и его трудностями?
– Мне сложно об этом судить.
– И все же.
– Он не пошел навстречу руководству канала. Я думаю, это многое объясняет.
– Да, – благожелательно подтвердил Мартынов. – Вы правы.
Он задавал вопросы, Алекперов отвечал. Многое из того, что я слышал, находясь в своем укрытии, было для меня неожиданным и новым, но нельзя было сказать, что, прозвучало хотя бы что-то из ряда вон выходящее. Мне казалось, что допрос протекает как-то вяло, Мартынов терял напор, некоторые его вопросы вовсе не обязательны, и чем дальше, тем таких необязательных вопросов больше. Сначала я думал, что он таким образом усыпляет бдительность собеседника, завлекает его в ловушку, опутывая паутиной ничего не значащих слов, еще немного, и ровное течение допроса взорвется и Алекперов будет в мгновение приперт к стене, а в следующее мгновение уже во всем признается, но ничего не происходило. Мартынов задавал вопросы, потом перескакивал на другое, чтобы затем вновь вернуться к теме, которую они с Алекперовым обсуждали полчаса назад.
Уже перевалило за полдень. Я хотел есть, но не мог подняться и уйти, и даже подумал, каково сейчас Алекперову. В отличие от меня, он находился в не очень завидном положении, потому что его допрашивали как свидетеля, держа при этом на примете как подозреваемого. Я представил, как его нервируют эти повторы вопросов, если бы не они, то допрос уже давно закончился бы, наверное, а Мартынов все кружил и кружил вокруг интересующих его тем, и это уже было похоже на упрямство проигравшего. Он не мог расколоть Алекперова, вот в чем все дело, и никак не хотел признать собственное поражение. Задавал и задавал свои повторяющиеся вопросы, и мне показалось, что у меня скоро сдадут нервы – и от этих вопросов, и от стремительно нарастающего чувства голода.
