Я не уточнил, куда денется Орехов после того, как до этих ребят доберется президентская охрана, но парень и без того струхнул изрядно.
– Ну! – поторопил я его.
Он все мялся. Наверное, никак не мог решиться. А время текло, убегало, просачиваясь сквозь пальцы песком. Я смог подняться с пола, мой страж мне не препятствовал. Но и разомкнуть наручники не спешил. Я понял, что он этого не сделает. А по ступеням уже кто-то спускался. Я метнулся к лестнице и встал за стеной. Парень следил за происходящим с непониманием и страхом. Нерешительный у Орехова оказался помощник. От таких никакой пользы.
Это был Орехов. Он спустился с лестницы, и теперь я стоял у него за спиной. Он даже не успел ничего сказать – я схватил его сзади за шиворот и швырнул об стену. Сцепив скованные руки в единый кулак, ударил не успевшего опомниться Орехова в голову. Его затылок впечатался в кирпич. Он обмяк и сполз по стене на пол. Я поспешно обернулся к парню. Тот даже не пытался вмешаться.
– Молодец! – похвалил я его. – Обещаю, что с тобой ничего не случится!
Сейчас я был щедр на посулы, потому что мне еще надо было вырваться отсюда.
– Разомкни! – Я протянул скованные наручниками руки.
– У меня нет ключа!
Вот почему он все медлил.
– Будь здесь! – сказал я.
Орехов все еще не пришел в себя. Я поднялся по лестнице и осторожно выглянул за дверь. Свет был зажжен и в коридоре, и в смежных с коридором комнатах, но никого не было видно. Мне потребовалось минуты две на то, чтобы найти дверь, ведущую наружу. Я уже собирался ее открыть, как вдруг она распахнулась: передо мной стоял второй ореховский спутник, тот самый, с которым Орехов ушел из подвала. Он, похоже, совершенно не ожидал встречи со мной, а я был готов к неожиданностям – это обстоятельство и помогло мне выиграть ту долю секунды, на которую я его опередил. Я ударил его точно так же, как и Орехова – сцепленными в один кулак руками. Он кувырнулся и упал, попытался вскочить, но я уже налетел на него и сбил наземь ударом ноги. Я не справился бы с ним, это точно, силы были неравны, и я помчался к забору, который был едва различим в темноте. Я перемахнул через него с легкостью олимпийского чемпиона, упал в какой-то кустарник, вскочил, пробежал немного, наткнулся еще на один забор, и когда преодолел и его, оказался в темном безлюдном переулке. Далеко впереди этот переулок заканчивался светлым пятном. Туда я и помчался. Примерно на полпути к спасительному свету я услышал шум машины за спиной. Я подумал, что это Орехов с товарищами отправился за мной в погоню, и метнулся за дерево, но машина, настигшая меня, оказалась таксомотором. Я не решился выйти на дорогу и остановить такси, потому что не представлял себе, как покажусь со скованными наручниками руками, и простоял за деревом, пока шум двигателя не стих вдали.
Через полчаса, сторонясь каждой тени, я вышел на какую-то улицу. Здесь было светло и еще встречались прохожие. Каждый встречный человек, увидев мои наручники, сторонился и смотрел на меня с изумлением и страхом. Я нашел телефон-автомат, по которому в этот момент разговаривала девушка. На мою просьбу подарить телефонный жетон она откликнулась с готовностью, но когда увидела наручники, развернулась и побежала прочь, выстукивая каблучками испуганную дробь. Я стоял, не зная, что мне предпринять, и вдруг откуда-то из-за моей спины раздался участливый голос:
– Проблемы, брат?
Я обернулся и увидел перед собой милицейский патруль.
42
Пока меня везли в отделение, я успел поведать своим конвоирам, кто я такой. Моя фамилия была им знакома, ну а уж снимаемая нами программа тем более, и поэтому единственное, что их поначалу насторожило – мое лицо, которое по причине некоторых дефектов не очень соответствовало привычному образу. В салоне милицейской машины было темно, и сержант долго подсвечивал зажигалкой, пока не сказал убежденно:
– Точно, он!
С этой фразой отношение ко мне тотчас переменилось. Упреждая возможные вопросы, я поведал своим спутникам о том, что на меня напали неизвестные, заковали в наручники, избили, и я лишь чудом спасся. Об Орехове я, разумеется, не упоминал.
Меня привезли в отделение, избавили от проклятых наручников, и я даже смог улыбаться, что не доставляло мне удовольствия, а одни только мучения – слишком сильно подпортил мне лицо Орехов. Потом я писал заявление, письменно повторяя всю эту белиберду про неведомых бандитов, а сержант тем временем вызванивал Мартынова, которого я попросил срочно разыскать.
Раньше, чем Мартынов, примчался какой-то фоторепортер. У меня совершенно не было желания ему позировать, но он оказался настырным малым и отщелкал едва ли не целую пленку. Рассказывать я ему ничего не стал, хотя он очень настаивал, и в конце концов нелегкий труд общения с прессой взял на себя сержант. Он скупо поведал репортеру о бандитах, посягнувших на жизнь известной телезвезды. Я представил, что завтра напечатают газеты, и мне заранее захотелось дать опровержение.
Мартынов приехал приблизительно через час. Ворвался в отделение, увидел мое разбитое лицо и, побагровев, зарычал:
– Это вам даром не пройдет!
– Это не мы! – испуганно воскликнул сержант.
– Не они, – подтвердил я и засмеялся, поняв, что Мартынов решил, что меня отделали стражи порядка.
Только тогда он догадался.
– Орехов? – спросил коротко.
– Какие-то бандиты, – проявил я осторожность. – Было темно, и я не рассмотрел их лиц.
Мартынов подозрительно посмотрел на меня.
– Ладно, разберемся, – сказал он. – Заявление ты написал? Дай-ка посмотрю.
Пробежал глазами мое вранье, скупо усмехнулся и порвал заявление на мелкие клочки.
– Идем! – сказал он. И уже сержанту: – Я его забираю. Твоему начальнику я утром перезвоню, он будет в курсе.
Мы вышли на улицу. Было темно и ветрено.
– Орехов? – спросил Мартынов.
– Да.
Я рассказал ему все как было.
– Сволочь! – дал оценку сослуживцу Мартынов. – Пошли!
У него в машине был радиотелефон. По этому телефону он в течение пяти минут разыскал Орехова. Тот был дома.
– Подъезжай в прокуратуру, – сказал Мартынов, и я увидел, что он с трудом сдерживает гнев. – Да, прямо сейчас, ты не догадываешься? Это связано с Колодиным. Так что жду. Хотя я на твоем месте попросту застрелился бы. Это был бы лучший выход. Для всех, и для тебя в том числе.
Орехов что-то ему ответил, и Мартынов швырнул трубку, уже не в силах сдержать бешенство. Минуту он сидел, ничего не предпринимая, потом сказал:
– Скажи, куда тебя везти.
– Меня никуда не надо отвозить. Надо брать Орехова за жабры, это же шанс! Он подставился так, что ему уже не выкарабкаться.
Мартынов подумал.
