Бандит лежал у самого входа. Он хрипел, и его одежда была залита кровью. Я склонился над ним, тыча в лицо автоматом и крича:
– Кто ты? Кто тебя послал? Говори! Застрелю!
Он что-то прохрипел в ответ, но слов было не разобрать.
– Говори! – закричал я, поняв, что сейчас он умрет и ничего узнать не удастся.
– Орехов! – прохрипел он.
– Что – Орехов? – обмер я и обернулся к снимающему весь этот кошмар оператору: – Снимай! Снимай это все!
– Орехов, – прохрипел бандит. – Он работает в прокуратуре… Приказал убить Колодина… Тебя убить…
Он захрипел и замолк.
– Снял? – спросил я у оператора.
Это было мое спасение. Мой долгожданный козырь в борьбе против ненавистного Орехова. А оператор ничего мне не ответил. Уже опустил камеру и смотрел куда-то мне за спину, и у него было такое изумленное лицо, что я понял – что-то происходит. Обернулся и увидел: по рельсам, ведущим прямо в ангар, стремительно катится допотопный маневровый тепловозик, и выглядывающий из его будки Демин отчаянно размахивает руками и что-то кричит. Оператор первым понял, что происходит, и неверной походкой направился к выходу из ангара. Вот тут и я очнулся. Схватил оператора за руку и выволок его наружу. Я еще видел, как скатился с тепловозика Илья, и тотчас железная махина прогрохотала мимо нас. Мы успели отбежать достаточно далеко и упасть за груду кирпича, когда на всех парах ворвавшийся в ангар тепловоз врезался во что-то металлическое и с небольшой задержкой – секунда или две – в ангаре что-то взорвалось. Огненный смерч вырвался наружу, разрывая в клочья железные листы, и клубы черного дыма поднялись к небу.
– Все! – сказал Илья. – Отбегались ребятки!
Он лежал на земле, и когда поднял голову, я увидел, что у него рассечена бровь.
– Ты в порядке? – спросил я.
– А то! – ухмыльнулся он. – Нам не привыкать!
Именно так, наверное, и должен был сказать человек, только что совершивший подвиг.
49
Мы сидели с Мартыновым в деминской квартире и смотрели передаваемый по телевизору сюжет о событиях на заброшенном заводе. Пленку прокручивали уже второй или третий раз – впервые ее показали накануне вечером. Мартынов, не отрывая взгляда от экрана, следил за происходящим и одновременно рассказывал мне последние новости.
– Скандал грандиозный, – сообщил он. – Сегодня утром Орехов подал заявление об отставке и эту бумагу подмахнули без малейшей проволочки. От него хотят избавиться, потому что быть сейчас рядом с ним – это своими руками рушить собственную карьеру. А уж прикрывать его не решится даже совершенно выживший из ума человек.
– Его будут судить?
– Вряд ли. Такие дела делаются тихо, без шума, без громких процессов. Да и данных на него нет, кроме признания этого бандита перед смертью. – Мартынов кивнул на экран.
Помолчали.
– Парня вашего жаль, – вздохнул Мартынов.
Его печаль о Диме была совершенно искренней.
– Когда похороны? Я бы хотел присутствовать.
– Тело увезли на родину, еще вчера. Он сам из Бурятии.
И опять Мартынов вздохнул.
– Все! – сказал он. – Для тебя кошмар закончился. Орехов сам себя подставил. Так что теперь живи и наслаждайся жизнью.
– Как хорошо никого не бояться! – признался я. – Не прятаться и не ожидать ареста.
Пришел из кухни Дима, поинтересовался:
– Кофейку вам приготовить?
Мартынов кивнул ему в ответ и посмотрел благодарно. А я следил за выражением его лица. Он в первую секунду был совершенно спокоен, но вот что-то начало в его лице проступать – как при проявлении фотографии. Растерянность. Потом изумление. Потом почти суеверный страх. Дима стоял перед ним – живой и невредимый.
И я засмеялся. Просто расхохотался, сгибаясь пополам. И только тогда Мартынов очнулся.
– О-о-о! – потрясенно протянул он и посмотрел на меня почти детским, беспомощным взглядом. – О-о-о!
– Но это – большой секрет! – сказал я. – Тайна! Никто не знает, кроме нас и вот теперь еще и вас.
– Вы хоть понимаете, что вы натворили? – понемногу обретал дар речи Мартынов. – Это же кошмар! Как вы решились на такое!
– А что здесь такого? – возмутился Дима. – Да, инсценировка! Да, спектакль со стрельбой и взрывами! Но мало ли мы таких спектаклей снимали? И ничего – никто не возмущался. А здесь же для пользы дела. Мы Женьку спасали от Орехова.
– Значит, не было ничего? – спросил до сих пор не оправившийся от потрясения Мартынов. – Ни бандитов на иномарках, ни их гибели в ангаре…
– И милиционеры там были ненастоящие, – признался я. – И патроны холостые. И краска вместо крови.
– Но зато как правдоподобно! – закатил глаза Дима. – Это же вершина профессионализма! Как говорит наш шеф: ложь – это правда, но только наоборот. А? Каково? – И засмеялся, счастливый.
– Мы придумали эту жизнь: с погонями, покушениями, – сказал я. – Все, абсолютно все было инсценировано. Мы же сами взорвали наш фургон. И из гранатомета по нам с вами стреляли наши же ребята…
Мартынов судорожно вздохнул и бешено завращал глазами.
– И нападение на шоссе, когда мы протаранили машину «бандитов», тоже было ненастоящее.
– Вы, кажется, слишком уж заигрались, – пробормотал Мартынов.
– Нам было некогда ждать, пока до нас доберутся настоящие бандиты. Орехов проявлял нешуточную активность, и я запросто мог бы не дождаться, пока на него удастся накопать компромат.
– Значит, и тот случай – тоже инсценировка? Когда Орехов якобы тебя захватил.
– Там как раз все было всерьез, – признался я и даже закручинился, вспоминая. – И физиономию он мне попортил по-настоящему, и по ребрам походил не понарошку. И я тогда подумал: ну, гад, я /тебе устрою…
– И устроил, – хмыкнул Мартынов. – Что ж, вы с ним квиты, если разобраться. Око за око, зуб за зуб. Сам все это придумал?
– Вместе с ребятами, – сказал я. – Сели, подумали и решили: а почему бы и нет? Жизнь сейчас такая странная, не разберешь, где правда, где ложь, где по-настоящему, всерьез, а где так, одна туфта, блеф. Так почему бы этим не воспользоваться?
Мартынов покачал головой. Он многое видел в своей беспокойной жизни, но с подобным столкнулся впервые.
– Вы были правы, – сказал я. – До тех, кто на самом верху, невозможно добраться. Да и провоцировать их на неосторожные поступки было бессмысленно. Не собирались они со мной расправляться, потому что лично им я был не опасен. Слишком высоко они летают, и к тому же ни одна живая душа не знает, кто из них должен отвечать за содеянное. Так что пришлось изворачиваться и их возможные действия моделировать самим.