– Какие? – совершенно спокойно прозвучал вопрос, но я вдруг уловил, что Ряжский проявил заинтересованность, хотя и тщательно это скрывал.
– Боголюбов хотел заполучить акции нашей компании.
– Какой компании?
– Есть фирма, которой принадлежат права на программу «Вот так история!». Я вам уже рассказывал.
Это было еще там, в ресторане, сразу после убийства, едва только прибыла следственная бригада. Ряжский кивнул, давая понять, что помнит.
– Сколько он хотел акций?
– Мы это не обсуждали.
– Почему?
– Это было неприемлемо.
– Для кого?
– Для меня и для моих компаньонов.
– Так вы Боголюбову и ответили?
И опять я угадал в его вопросе затаенный интерес.
– Другими словами, наверное, ответил. Но смысл был тот же самый.
– Об акциях – он вам сказал? Это было боголюбовское предложение?
– Ну конечно.
Не хватало еще, чтобы я сам стал раздавать акции направо и налево.
– А акции вообще что дают? Прибыль? В чем смысл?
Мне показалось, что про акции он и сам знает. И просто хочет через мой ответ прийти к какому-то новому для себя знанию.
– Предположим, мы с вами решили организовать новое дело, какую-то фирму, – сказал я. – Вы и я, нас двое. Чтобы потом не ссориться при дележе денег, мы с вами сразу договариваемся, в каких пропорциях будем делить прибыль. И если при образовании фирмы в ваших руках оказалось семьдесят процентов акций, а в моих всего тридцать, то по окончании года, когда мы будем подсчитывать прибыль, мы ее и поделим в такой пропорции – вам семьдесят, мне остальное. Но акции не только для этого нужны. Их количество определяет влияние.
– Чье?
– Того, кто этими акциями обладает. Если мы с вами разделим акции поровну, пятьдесят на пятьдесят, то при решении вопросов, связанных с работой нашей фирмы, мы с вами будем иметь равные по значимости голоса. Мы будем равноправны. Но если у вас хотя бы на одну акцию больше, чем у меня, ваш голос будет более весомым, чем мой.
– Более – на сколько?
– Абсолютно! То есть во всех спорных вопросах приоритет всегда будет за вами.
– И хотя хозяев двое – я и вы, я получаюсь более хозяин, чем вы?
– Да, именно так.
– Сколько раз вы говорили на эту тему с Боголюбовым?
– Лишь однажды. В тот самый день, когда я приезжал к нему в офис. Да и разговора как такового не было. Я сразу сказал, что это невозможно, и более мы к этому не возвращались.
– Как он отнесся к вашему отказу?
– Никак.
– Разве так бывает – никак?
– Ну уж ногами он топать, во всяком случае, не стал. И слезы лить – тоже. Бизнес есть бизнес, что-то из задуманного получается, что-то нет, к этому быстро привыкаешь и уже не реагируешь остро.
– О чем вы еще говорили в тот день?
– Больше ни о чем. Я понял, что договориться не удастся, и уехал.
– После той встречи вы еще виделись с ним?
– Мельком.
– Где и когда?
– На «Телетриумфе». Знаете о такой церемонии?
– Видел, по телевизору показывали, – кивнул Ряжский. – Вы ведь тоже, кажется, участвовали?
Я быстро взглянул на него, но он, кажется, спросил меня о «Телетриумфе» без всякого подтекста.
– Да, участвовал, – подтвердил я, не вдаваясь в подробности.
Ряжский, похоже, слыхом не слыхивал об интригах, разгоревшихся вокруг церемонии награждения победителей «Телетриумфа», потому что не спрашивал меня об этом.
– Сейчас я с вашего позволения заполню протокол, – сказал Ряжский. – Это займет совсем немного времени. Вы не торопитесь?
Я уверил его, что нисколько. Он действительно справился очень быстро, я и не ожидал. А протокол, когда я с ним ознакомился, оказался совсем кратким. Кроме моего рассказа о нашей с Боголюбовым встрече и его предложении о переуступке акций, там ничего больше и не было. И опять мне показалось, что я угадываю логику следствия. Боголюбов решил подмять нас под себя, я воспротивился, итогом чему стали стрельба и два трупа. Эти ребята из прокуратуры свое дело знали, в цепочке их умозаключений звенья ложились четко, одно за другим.
– Вы все-таки считаете, что это – он?
Я все никак не мог поверить.
Ряжский принял из моих рук подписанный протокол допроса, спрятал его в папку и только после этого ответил:
– Я ведь вас не просто так насчет акций спросил. Все, кого Боголюбов принял под свое крыло, как раз акциями и поступились. Кто больше отдал, кто меньше, но исключений не было, кроме одного.
Он выразительно посмотрел на меня. Это исключение – мы. И именно с нами случилось то, что случилось. Так вот откуда у Ряжского эта уверенность в правильности собственной версии!
29
Настя с Костей пришли вместе. Они выглядели торжественно. Настя смущалась и прятала глаза, но была, безусловно, счастлива. Костик по обыкновению смотрелся невозмутимым.
– Мы пригласить вас хотим, – сказала Настя. – На свадьбу. Все уже решено.
Изольда Ромуальдовна сдалась и выбросила белый флаг. Слишком сильным, наверное, оказалось потрясение.
– Вы будете самыми дорогими нашими гостями, – сказала Настя.
Демин бесстыдно ласкал ее тело взглядом. Я осторожно погрозил ему кулаком. Он отвел взгляд, чтобы через мгновение вновь воззриться на предмет своего обожания.
– Это исключено, – сказал я.
Демин забыл о Насте и изумленно посмотрел на меня. Жених и невеста, впрочем, были обескуражены не меньше.
– Ваши родители что-нибудь знают о нас? – спросил я.
– Мы им пока не говорили.
– И не надо. Пусть для них все останется тайной. А не то как бы Изольда Ромуальдовна не передумала.
– Она не передумает, – сказала Настя, но по ее глазам я видел, что в этом она нисколько не уверена.
– Все равно узнает, – подсказал Костя. – Увидит по телевизору программу, и все раскроется.
– Мы это показывать не будем.
И опять они втроем воззрились на меня. У Демина встопорщились усы.
– Не будем, – повторил я. – Ради вас и вашего счастья.
Деминские усы топорщились все больше и больше.
– Но хотя бы просто придите, – попросила Настя.
– Изольда Ромуальдовна все поймет. Увидит вот его, – я кивнул на Демина, – и пиши пропало.
Илья сердито взглянул на меня.
