– «От вас» – значит от меня?
– Да. Так и сказал. Олег удивился, это точно, я видел, и сказал, чтобы его впустили.
– Гончаров приехал один?
– Нет, с ним был еще человек. Похоже, что телохранитель.
Я не удержался и шумно вздохнул.
– Я сказал что-то не то? – нахмурился Виталий.
– Телохранитель! – с чувством произнес я. – Вы серьезно говорите или просто издеваетесь надо мной?
Он еще больше нахмурился. Не понимал причины моей язвительности.
– Извините, – буркнул я. – Не обращайте внимания.
– Он пришел в кабинет, – продолжал мой собеседник. – Олег хотел, чтобы я тоже присутствовал при разговоре. Думаю, что Боголюбов ждал совсем другого, и Гончаров вместо предложения заключить мир сразу повел жесткий разговор.
– Можете воспроизвести?
– Дословно, конечно, нет, но смысл был такой: мы взяли команду Колодина под опеку, вложили в Колодина бешеные деньги и терять их не собираемся. Поэтому, если кто-то хочет нас лишить наших доходов, мы быстро наведем порядок.
– «Мы» – это кто?
И опять Виталий посмотрел на меня так, словно не верил, что я действительно не в курсе.
– «Мы» – это «крыша», – ответил он, так, кажется, и не поняв, серьезен ли я.
– Гончаров – «крыша»? – вздохнул я. – Ну-ну. И кем же он представился? Лидером солнцевских? Или счастливо избежавшим тюрьмы Япончиком?
– Нет, он юлить не стал. Все карты, конечно, не раскрыл, но сказал, что он из структур, которые могут раздавить кого угодно.
– ФСБ? – осведомился я, тщательно гася усмешку. – Служба президентской охраны? МВД?
– Никакой конкретики.
– Так-так, – сказал я. – И что же было дальше?
– Он сказал, что договариваться мы не будем, потому что не договариваться он пришел, а пришел сказать, что будет так, как хочет он, а не как хочет Боголюбов.
– И требования выдвигал?
– Да. Сказал, что ваша «Вот так история!» должна снова переместиться в прайм-тайм и что никаких акций, как того требовал Боголюбов, мы не получим. Обычный, в общем, разговор.
Вся штука в том, что и для Боголюбова, и для этого Виталия разговор представлялся обычным. Они привыкли так вести дела – жестко, не оглядываясь ни на кого, не чтя писаных законов, а признавая одно лишь право сильного. Я уже понял, почему подминаемые боголюбовской компанией люди так безропотно отдавали пакеты своих акций, расставаясь и с самостоятельностью, и с львиной долей своих прибылей. Боголюбовские крепыши приходили и требовали, так, как это сделал Гончаров, и выглядело это так страшно и убедительно, что никто и не пытался сопротивляться. И когда к самому Боголюбову пожаловал подобный гость, Боголюбову и в голову не пришло, что все происходящее – лишь фарс, он был готов к чему-то такому, подсознательно готов. Психология человека, существующего в криминальных координатах. Искалеченное сознание, в котором правый и неправый поменялись местами.
– Он не был нашей «крышей», – сказал я, чувствуя ужасную пустоту в груди.
Казалось, еще чуть-чуть – и грудная клетка вомнется внутрь, так там было пусто. Настоящий вакуум.
– Он был вообще никто. Шут. Фигляр. Придумщик и лжец. Он разыгрывал вас, взял на испуг.
Зачем они ему поверили? Почему не вышвырнули вон? Тогда он остался бы жить.
– Он и нас когда-то разыграл. И вам, наверное, показывал свое липовое удостоверение?
– Не показывал он ничего.
– Так какого же черта! – вскинулся я. – Как вы могли поверить?!
– А у нас глаз наметанный. Мы и без бумаг скажем, кто есть кто. Всяких людей видели, так что с этим человеком у нас вопросов не возникло.
Он был отличным артистом, этот Гончаров.
– И телохранитель его…
Я рассмеялся своему собеседнику прямо в лицо:
– Телохранитель? О ком вы? Это кто-то из его друзей.
– У него был пистолет, у того телохранителя.
– Газовый?
– Зачем газовый? Настоящий. «ПМ».
Я хотел сказать, что и здесь их Гончаров умыл, но не успел.
– Он сказал, что очень рад тому обстоятельству, что Олег оказался умным человеком и все правильно понял и что теперь он может сделать Олегу подарок, а не портить эту вещицу.
– Что за вещица?
Вместо ответа Виталий достал из ящика стола и выставил передо мной патрон. Пистолетный, от «Макарова». Я смотрел на патрон и не мог оторвать взгляд.
– Он достал его прямо из обоймы, – сказал Виталий. – И там еще оставались патроны.
40
Утром следующего дня меня прямо на входе в телецентр отловили журналисты. Бесцеремонно тыкали мне в лицо диктофонами и требовали рассказать, какую политику я собираюсь проводить на телеканале. Я даже не сразу сообразил, что они имеют в виду вчерашнее известие о моем назначении на должность генерального продюсера.
– Еще ничего не решено, – буркнул я. – Было сделано предложение, и я через какое-то время должен дать ответ.
– Вы согласитесь?
– Пока не знаю.
Я попытался прорваться к лифту, но эти ребята дело знали. Создали толчею, и я никак не мог вырваться из их окружения. К счастью, объявился Демин, который врезался в стройные ряды цепких акул пера, выдернул меня из их объятий и увлек за собой. Мы миновали охрану, и преследователи отстали, отсеченные неподкупным заслоном.
– Женька, это класс! – бормотал Демин, вталкивая меня в лифт. – Я когда услышал, сразу подумал: ну должно же нам было когда-то повезти, в самом-то деле!
У него горели глаза. Я знал этот блеск. Демин никогда не мог скрыть восторженного азарта, если чувствовал, что карта повалила.
– Женька! Ты – генеральный продюсер!
Он даже поцокал языком.
– Послушай, мы же теперь развернемся!
Он нежно взял меня за рубашку и легонько встряхнул, чтобы пробудить меня от спячки и заставить радоваться вместе с ним.
– Я уже все продумал, слушай…
– Я еще ничего не решил, Илья!
– Да это чепуха! Значит, так…
Демин вдруг осекся и недоверчиво посмотрел на меня.
– Ты шутишь, да? – Он неуверенно засмеялся. – Ты ваньку валяешь?
– Я серьезно. Все-таки у нас программа.
– К черту программу! Мы со Светкой все сделаем.
– Я не о том. И сам знаю, что вы со Светланой справитесь. Но генеральный продюсер – это должность административная.
– Правильно! – выдохнул Илья. – Ты у нас будешь на-чаль-ни-ком!
