– Здесь такие не живут.
Все-таки она не верила, что мы родственники.
– Как же! – с мягкой улыбкой сказал я. – Гончарова Нина Тихоновна. И ее супруг Сергей Андреевич. Тот, который недавно погиб.
В узкую щель, ограниченную дверной цепочкой, я увидел, как моя собеседница поспешно перекрестилась.
– Не знаю, о ком вы говорите, – сказала старушка.
Она смотрела на нас с настороженностью и зарождающимся страхом в глазах. Еще немного, понял я, и она захлопнет перед нами дверь.
– Ничего не скажет, – шепнула за моей спиной Светлана.
В доказательство ее слов дверь захлопнулась.
– Попробуем в другой квартире, – предложил я.
Дверь нам открыла женщина в переднике. У нее было красное распаренное лицо и мокрые руки, которые она безуспешно пыталась вытереть одну о другую, совсем как моя мать, когда занималась стиркой. Из-за женщины выглянули два любопытствующих детских личика.
– Здравствуйте, – сказал я и снова широко улыбнулся. – Вы не подскажете… Ваши соседи… Вот в этой квартире… Гончаровы… Где можно найти Нину Тихоновну?
Женщина улыбалась мне в ответ, но улыбка была неуверенная.
– Здесь такие не живут.
Я перестал улыбаться. А Светлана за моей спиной шуршала какими-то бумагами.
– Не может быть, – сказал я. – Нина Тихоновна! Гончарова!
Светлана из-за моей спины протянула фотографию. Это был снимок из нашего досье. Гончаров, собственной персоной.
– Вот, – сказала Светлана. – Разве это не ваш сосед?
Женщина не взяла снимок в руки, всмотрелась, покачала головой.
– Нет, нет, вы ошиблись. Наверное, перепутали дом.
– Дом тот, – уверенно сказал я. – И квартира тоже.
– Хозяева уехали.
Я и сам знал.
– Куда?
– В Африку.
Я подумал, что она шутит. Но ее глаза были серьезны.
– В Африку? – недоверчиво переспросил я.
– Еще в прошлом году. По контракту. Борис Борисович – медик…
– Борис Борисович – это ваш сосед?
– Да. Всей семьей уехали. И жена, и дети.
Я посмотрел на Светлану. Наверное, у меня было такое же удивленное лицо, как у нее в эту минуту. Она приходила сюда в отсутствие Гончарова и подолгу беседовала с его женой, изучая характер нашего будущего героя и набрасывая предварительный сценарий съемок. И я здесь тоже был. Не могли же мы одновременно сойти с ума?!
41
Наверное, Ряжский не ожидал, что я приеду к нему по собственной воле, без вызова, потому что когда я позвонил ему из проходной, он не смог сдержать удивления:
– Вы?
– Я. Мне нужен пропуск. Я хочу с вами поговорить.
Через пять минут я уже был в его кабинете. Здесь ничто не изменилось со времени моего последнего пребывания в прокуратуре. И даже проклятая лампа все так же стояла на столе. Я покосился на нее.
Ряжский перехватил мой взгляд и, подумав, убрал лампу со стола, демонстрируя, что сегодня он со мной дружит.
– Когда вы в последний раз видели Гончарову? – спросил я.
– М-м, видел, – неопределенно ответил Ряжский.
– Давно?
– Какое это имеет значение?
– Ее нет в Москве.
На Ряжского это не произвело ни малейшего впечатления. Но у меня для него было кое-что поинтереснее.
– Это еще не все.
Я выложил на стол фото Гончарова. Ряжский взглянул на снимок без интереса, почти с равнодушием.
– Соседи по лестничной площадке сказали, что этот человек в своей квартире не жил.
– А в чьей он квартире жил?
– Я неправильно выразился. Они сказали, что никогда в жизни не видели Гончарова.
Ряжский посмотрел на снимок, потом на меня. Но молчал.
– И еще эти люди сказали, что никакую Нину Тихоновну Гончарову они не знают и не знали.
– Они что, никогда не встречались?
– Она вообще там не жила!
Его взгляд полыхнул недоверием.
– Может, так и было?
– Но я же встречался с ней!
– В той самой квартире?
– Да! И я встречался, и Илья, и Светлана. В разные дни, это было несколько раз.
– Значит, все-таки жила?
– Ну конечно!
– А соседи говорят – нет.
– Совершенно верно.
Ряжский задумался.
– Там совсем другие хозяева, – сказал я. – Какой-то врач. Он со всей семьей уехал по контракту в Африку, еще в прошлом году.
– А квартиру сдал, – осенило Ряжского.
– Нет.
– Почему нет? – вроде бы даже нахмурился он, словно я своим вмешательством портил ему всю картину.
– Потому что арендаторов кто-нибудь из соседей уж увидел бы за год, наверное.
– А никто не видел?
– Я же говорю – нет.
Мне показалось, что Ряжский озадачен.
– Если бы они там не жили, то это само по себе уже странно, – сказал я. – А если еще вспомнить, что Нина Тихоновна внезапно исчезла.
– А она исчезла? – удивился Ряжский.
– Ее нигде нет.
– Я разговаривал с ней.
– Когда?
– Вчера.
– Вчера?!
Это было для меня полной неожиданностью. Что угодно я готов услышать, но только не это.
– Так что все в порядке, – сказал Ряжский. – А с квартирой этой мы выясним, конечно.
– Я хочу встретиться с Гончаровой.
– Зачем?
– Хотя бы затем, чтобы принести ей свои соболезнования. После гибели ее мужа я ни разу не смог с ней встретиться.
– Значит, она вас избегает.
– Да ее нет нигде! И телефон не отвечает!
– Какой телефон?
– Домашний.
– Тот домашний, по которому она вроде бы и не жила?
– Да.
– Номерок не подскажете? – заинтересовался Ряжский.
Я раскрыл блокнот, нашел нужный номер.
– Вот.
Ряжский, увидев номер телефона, впал в задумчивость. Я почти сразу догадался, что происходит.
– Вам известен другой номер?
Он не ответил, но я по глазам прочитал – да, другой. Ряжский звонил ей по другому номеру и считал его домашним телефоном Гончаровой, а о существовании другого номера, того, что был записан в моем блокноте, он даже не подозревал. Он уловил в этом что-то, безусловно, но пока не знал, как это «что-то» можно объяснить.
