– Еще надо бы уменьшиться.
– На… на сколько? – неуверенно осведомился Коля.
– Хотя бы до моих размеров.
Глебов воззрился на своего собеседника и внутренне содрогнулся. Денег хотелось, но не такой же ценой. В Мише, если судить по ростомеру, было сантиметров шестьдесят, если не меньше. Не то что хулиган, любой мальчишка обидеть может.
– А так – нельзя? – несмело переспросил Коля. – Чтоб больше не уменьшаться?
– Сейчас ты разве маленький?
– Да во мне же метр росту! – вскинулся Глебов. – Ты на меня посмотри! Меня же из-за кушетки не видно!
– Говоришь – не видно, а голова еще торчит, – серьезно ответил Миша. – Говорю же – ты большой.
Глебов и сам видел, что большой. И стать таким, как Миша, он не хотел. Вдруг осознал, что ценит свой рост, даже тот, который, по его представлениям, был у него сейчас. Он готов был довольствоваться тем, что имеет. Если ты не преуспел в жизни или у тебя что-то не ладится и ты недоволен этим, не хочешь мириться и знаешь, что это можно исправить, ну хотя бы попробовать – в таком случае глупо бездействовать, и даже преступно, по отношению к самому себе. Пытайся, борись и побеждай! Но если что-то от тебя не зависит и не может быть изменено никем и никогда, если это «что-то» дано тебе от рождения и не подлежит коррекции – не лучше ли научиться ценить то, что имеешь, и направить свой пыл туда, где ты действительно можешь преуспеть, а не растрачиваться на бесплодные переживания? И метр шестьдесят, как ни крути, это вовсе не то же самое, что просто шестьдесят, без метра, и это ли уже не повод радоваться ласково целующим тебя в макушку солнечным лучам?
Я видел глаза Коли Глебова и понимал, что он думал точно так же. Уже созрел, и если б только ему еще вернуть прежний рост – для полного счастья…
Я повернулся к Демину:
– Выпускай спортсменок!
Через зеркало я видел, как распахнулась дверь и в комнату влетела стайка Колиных пловчих. Это был апофеоз, потрясающая концовка для нашего сюжета. Коля охнул и поспешно соскользнул с кушетки. Размеры мебели не изменились, но девчонки, его девчонки, не были великаншами, и это обстоятельство чрезвычайно поразило Глебова, даже больше, чем сам факт появления его подопечных в этих стенах. Чтобы все лично для него стало понятнее, я тоже вышел на подмостки сцены. Коля узнал меня. И теперь все встало на свои места. Он расхохотался, завопил и бросился к пловчихам. Целовал их и был, безусловно, счастлив – вряд ли оттого, что поучаствовал в съемках. Просто ему сейчас вернули то, что принадлежало ему по праву, – его собственный рост. Метр и еще целых шестьдесят сантиметров в придачу. Настоящее богатство. Вам этого не понять, если ваш рост в зрелом возрасте не составляет метр с небольшим. Обычно ценишь только то, что боишься потерять.
49
Мы мчались ночными улицами Москвы.
– Вы будете смеяться, – сказал Демин. – Но деньги у нас подходят к концу.
Я это знал и без его напоминаний, но мне было интересно, к чему начат этот разговор. Илья ничего никогда не говорил просто так.
– У меня еще есть немного, – сказал я. – Вполне можем закатиться в ресторан.
– Я не о карманных деньгах.
– А о каких? – продолжал я валять дурака.
– О деньгах фирмы! – буркнул Илья.
Он злился.
– Да и там кое-что еще осталось, – беспечно сообщил я.
– Вошь на аркане – вот что осталось! На следующую съемку уже не хватит.
Наше положение действительно было неблестящим. Едва пронесся слух о перемещении нашей программы в заполночный эфир, как тотчас же сократились поступления рекламных денег, да не на проценты, а сразу в несколько раз. К тому же телеканал стал придерживать деньги, положенные нам за каждый подготовленный выпуск. Никто не объяснял причины происходящего, но мы уже знали: кто-то там наверху готовится срезать нам расценки, потому что ночной эфир – это и ночные деньги, совсем не такие большие, как за программу, выходящую в прайм-тайм. Сейчас вроде бы происходили изменения. «Стар ТВ» стремительно вытесняли из эфира, передачу обещали вернуть в привычное эфирное время, но неопределенность оставалась, и по этой причине денег в бюджете программы не становилось больше. Деньги – они любят спокойствие и определенность. Этого как раз и не было.
– Мне кажется, это Касаткин, – сказала Светлана. – Специально держит нас в напряжении, чтобы были сговорчивее.
Она посмотрела на меня. Я понял. И Демин – тоже.
– И правильно! – вскинулся Илья. – И я бы так же поступал на месте Касаткина! Ну чего выделываться? Ведь ясно же, что надо соглашаться!
Это был прямой упрек мне. Я, по мысли Ильи, тянул с переходом в кабинет с позором изгнанного Гены Огольцова и тем самым создавал проблемы и себе, и нашей программе, и всем нам.
– Он же специально кислород нам перекрывает, этот Касаткин! – сказал Демин. – И если бы ты был поумнее да посговорчивее, уже завтра мы купались бы в деньгах!
– Деньги – не самоцель, – пожал я плечами.
– Ты помолчи, философ! – совсем уже взъярился Илья. – Ты слушай, что тебе умные люди говорят! Нам деньги нужны, ты понял? Я кушать хочу! Хочу, чтоб мне на бутерброды с икрой хватало!
А я, значит, препятствовал достижению коммунистического благополучия. Чтоб не быть источником чужих несчастий, я достал из кармана портмоне и протянул его Демину.
– На! Там как раз на икру!
Илья скосил глаза и пробурчал:
– Твоих денег только на баклажанную икру и хватит.
Он злился и не желал этого скрывать. У меня пропало желание продолжать неприятный разговор, и повод сменить тему предоставился очень скоро.
– Заедем к Костику? – предложил я. – У него ночная смена.
– Зачем? – сухо осведомился Демин.
– Поблагодарим его – он помог нам готовить последний сюжет.
– Я согласна, – поддержала меня Светлана.
Илье не оставалось ничего другого, как подчиниться обстоятельствам.
Охранник, укрывшийся за массивной дверью, никак не хотел впускать нас в здание. Ночью три странных типа ломятся в двери – тут у кого хочешь нервы не выдержат. Противостояние продолжалось до тех пор, пока не пришел Костик. Он и провел нас мимо хмурого стражника.
– Не ожидал, – признался Костик. – Это здорово, что вы приехали.
– Мы специально, – пояснила Светлана. – Чтобы поздравить тебя с бракосочетанием.
– Спасибо.
– Жена щами кормит?
– Мы по очереди. Я и сам привычный.
– С институтом ничего не решил?
– Ничего.
– А Насте сказал?
– Да.
– Сказал?! – изумилась Светлана. – А она что?
