– Что-то я не пойму. Ольгу в тот раз привезли прямо в банк. Значит, где-то ее разыскали? Дома, наверное?
– Дома, – подтвердил Мартынов. – Но в момент происходящих в банке событий она якобы ходила в булочную за хлебом. Хотя там ее не видели, это установили почти сразу.
– И где же она была, если не ходила в булочную?
– Дома она и была, Женя. Но там ее никто видеть не мог. Вот она булочную и придумала.
– Зачем?
– Чтобы мы не подумали, что в то время, когда ее никто не видел, она была в каком-то другом месте. Она сама себя перехитрила. Сказала бы – была дома, и поди ее проверь. А она себе алиби зачем-то решила заработать и по неопытности придумала такое, что сразу и раскрылось. А с Антоном и вовсе неясно. Он появился дома только вечером.
– Он на работе пропадал.
– Это я знаю, – махнул рукой Мартынов. – Контракт с иностранцами, работа в выходные дни.
– Вы не очень серьезно к этому относитесь?
– Мы проверяли, Женя. Боярков действительно выходил на работу по воскресеньям. И в то воскресенье якобы тоже. Но это нигде не фиксировалось. Никаких следов пребывания Бояркова на рабочем месте.
– И что – никто его там не видел?
– Видели, причем неоднократно. Но никто не смог подтвердить, что и в то воскресенье он тоже был. Понимаешь? Примелькался человек. Да, выходил на работу, да, видели его, но в какой день – тут провал.
– И что означает отсутствие алиби?
– То, что Боярков мог участвовать в расправе над Жихаревым.
– Как и любой из миллионов людей, которые на то проклятое воскресенье не удосужились предусмотрительно запастись алиби.
– Миллионы людей не держат на кухне подозрительно совпадающих с найденным на месте преступления пакетов, и жены этих миллионов не являются любовницами убитых.
Он говорил страшные вещи, этот Мартынов. А самым страшным было то, что он говорил все очень уверенным тоном. Как нечто, уже давно ставшее для него определенным.
– Боярков убил Жихарева, – начал я выстраивать ту самую логическую цепочку, о которой недавно говорил мне Мартынов, – потому что у него был повод это сделать. Но с ограблением банка-то как? Там был Шмыгов, я видел его. Шмыгов принес колье от Жихарева. И тут уж сам черт ногу сломит. Жихарев организовал ограбление? И тут же его самого убили?
– Он ничего не организовывал, Женя. Он жертва.
– И это ваша версия? – осведомился я, все еще не веря.
– Да. Его подставили. И я подозреваю, что он об этом даже не догадывался. До самого конца. До того момента, как ему выстрелили в голову.
Шмыгов, Антон Боярков – и Ольга?
– Этого не может быть, – ответил я. – Шмыгов связан с бандитами, да и сам он бандит, это почти наверняка. Но связывать с ним Бояркова… Вы ведь видели Антона. Расслабленно-бездеятельный интеллигент.
– Этот расслабленно-бездеятельный едва не проломил тебе череп.
– Он был не в себе, это ясно. А загнанный в угол человек способен на любые безрассудства.
– Но дело даже не в нем. Дело в Ольге.
– А что Ольга? Участвовать в заговоре, результатом которого будет гибель ее любимого человека, она просто не могла. Она верила Жихареву.
– Она его ненавидела.
– Что? – опешил я.
Не от неожиданности, а от безапелляционности мартыновского тона.
– Ольга ненавидела Жихарева.
– Этого не может быть! – не поверил я.
– Тебе известно о том, что она настаивала на разводе Жихарева со своей женой?
– Нет.
– Это было, Женя. Примерно полгода назад Ольга поставила Жихарева перед выбором: или он разводится, или между ними все кончено.
– Это вам жена Жихарева сказала?
– Она вообще была не в курсе. Да я думаю, что про ту историю она не знает до сих пор. Но мы докопались. Жихарев Ольге отказал.
– И вы знаете причину?
– Могу только догадываться. Скорее всего дело в семье. Прошли годы, жизнь устоялась, Жихарев не захотел ничего ломать. Ты же знаешь, мужчины часто в подобных случаях проявляют нерешительность. Так что у Ольги были причины невзлюбить Жихарева.
– Этого не может быть! – опять повторил я.
– Ты ешь, – озаботился Мартынов. – К еде не притронулся.
Я отодвинул тарелку от себя. Какая там еда! Я пребывал в шоке, иного определения не подобрать.
– У тебя был разговор с Ольгой о ее муже?
Этот вопрос Мартынов задал мне в третий раз за сегодняшний день. Но сейчас я уже был готов обсуждать с ним избранную тему.
– Она прекрасно к нему относилась.
– Любила?
– Думаю, да. Его трагедия в том, что он не соответствовал… А так у них все было в полном ажуре.
– Не соответствовал – чему?
– Ольгиным представлениям о настоящем успехе. Сложившимся жизненным обстоятельствам. Да много чему еще. Он выпал из жизни. Понимаете? Все ушли вперед, а он остался там, в прошлом. А отставшие всегда выглядят нелепо и несерьезно.
– Поэтому Ольга рвалась прочь из семьи?
– Да.
– А как же любовь к мужу, о которой ты говорил?
Тут мне нечего было ему сказать. Я не знал, как объяснить.
– Женщин иногда трудно понять, – признал я. – Но все было именно так, как я вам рассказываю. Я сказал Ольге, что мы будем жить вместе. Она отказалась.
– Из-за мужа?
– Да. Ответила мне, что с Антоном не расстанется. Странно, конечно.
Я посмотрел на Мартынова и вдруг обнаружил, что лично он странностей в происходящем видит меньше, чем я. Та логическая цепочка, о которой он мне говорил, уже выстроилась в его мозгу, и когда он проверял ее безупречность, задавая мне вопросы, эта безупречность моими ответами никак не нарушалась. Все совпадало с тем, что и предполагал сам Мартынов. Его версия не давала трещин. Она становилась все прочнее и монументальнее.
– Странным это кажется только на первый взгляд, – сказал Мартынов. – Если только не предположить, что они – сообщники. И Ольга. И Антон. И Шмыгов.
Наверное, выглядел я неважно, потому что Мартынов придвинул мне бокал с вином:
– Выпей, Женя.
Он был похож на доктора, предлагающего больному микстуру. Выпьешь, и полегчает.
– И давно?
– Что – давно? – не понял меня Мартынов.
– Давно вы Ольгой заинтересовались?
– На причастность к ограблению мы всех проверяли с самого начала. Но всерьез я на нее обратил внимание после того случая, когда Ольга пришла к жене Жихарева и сказала той, что была любовницей ее мужа. Ты не догадывался – зачем?
