– Ничего особенного. Просто теперь меня точно отсюда вышибут.
– Гареев?
– Официально не объявляли, но вчера вечером меня вызывали к высокому гостю.
– К Шефу? – разинул рот Уланов. – Ничего себе!
– Вот так. Не каждым работником посольства Председатель КГБ лично занимается.
– И что же теперь?
– Домой вернусь. У меня там жилье как-никак. Устроюсь на работу. Буду жить, а что?
– А… а Люда? – Уланов запнулся, увидев, как изменился в лице Хомутов.
– Что – Люда?
– Она остается?
– А куда же ей деваться? – Хомутову больше не удавалось казаться небрежно-равнодушным. – Ничего у нас не получилось, Дима. Сам я, дурак, виноват. Тут еще вся эта муть навалилась – я и не сдержался. Ну, да что там теперь… Поговорить хотел – не вышло. Я ей напишу, ты передашь при случае, ладно?
Уланов кивнул.
– И еще. Книги свои забери – те, что у меня лежат. Думаю, отправят меня спешно.
– Не до них сейчас. У меня час остался. Потом.
И опять переключился:
– Ты был на площади, когда в Фархада стреляли?
– Нет. Онуфриев был. Говорит, граната в машину угодила – одни воспоминания остались.
– Крепко испугались, – сказал Уланов. – Фархад теперь злость срывает. Сегодня наших на север перебрасывают.
– Зачем?
– Как зачем? Воевать.
26
Идея с двойником Шефу нравилась все больше. Этим приемом достигалось сразу несколько целей: Фархад становился почти ручным, влияние на него возрастало безмерно, к тому же через человека, который станет двойником президента, можно получить доступ к информации, о которой пока остается только мечтать. Именно поэтому идею необходимо воплотить немедленно, пока Фархад находится под впечатлением событий на площади и его легко убедить в целесообразности такого шага.
Утром, при встрече, Шеф выложил на стол перед Фархадом несколько фотографий.
– Полюбуйтесь, – сказал он. – Любопытное лицо. Я решил продолжить наш разговор о двойнике.
Президент, несколько удивленный, не касаясь снимков, поднял глаза на собеседника. В его взгляде читалось колебание.
– У вас вызывает сомнение степень сходства? – Шеф извлек еще одну фотографию – ту, где лицо Хомутова украшали усы. – А если вот так?
Фархад покачал головой.
– Совершенно не похож, – проговорил он.
Тогда Шеф выложил главный козырь – газету с портретом самого Фархада. Впрочем, теперь, при дневном свете, он и сам видел, что различия довольно заметны. Вечером это не так бросалось в глаза.
– Что ж, действительно похож, – Фархад сделал паузу. – Но в газете портрет отретуширован – вам это, должно быть, знакомо.
– Точно так же можно подретушировать не только снимок, но и лицо, – вкрадчиво подсказал Шеф.
– Что вы имеете в виду?
– Маленькая пластическая операция, товарищ Фархад. Различий, как вы сами отметили, не так много. Чуть сузить разрез глаз, убрать складочку – это нетрудно. И у вас появится двойник. Плюс еще и в том, что его подготовка не займет много времени. Этот человек работает переводчиком в нашем посольстве, безупречно владеет языком, знаком с местной спецификой.
– Я бы хотел взглянуть на этого человека, – сказал президент. – Это возможно?
– Вполне.
Понадобилось полчаса, чтобы разыскать Хомутова и доставить его во дворец. Его не провели в само здание, а оставили на подстриженной лужайке у левого крыла, предложив немного подождать здесь. Фархад разглядывал прохаживающегося среди цветников переводчика из окна первого этажа, укрывшись за жалюзи. Стоя рядом, московский гость не столько смотрел на Хомутова, сколько отслеживал реакцию президента. Однако на смуглом лице Фархада ничего нельзя было сейчас прочесть.
– Удастся ли нам сохранить конфиденциальность? – неожиданно спросил президент.
– Да, я более чем уверен.
– Кто будет знать о существовании двойника?
– С нашей стороны – я, полковник Гареев, врач, который проведет косметическую операцию…
– Врач будет из Джебрая! – перебил Фархад. – Из Хедарского медицинского центра.
– Что ж, – согласился Шеф. – Как вам будет угодно. Кроме того, будет проинформирован наш советский посол. Это то, что касается Хедара. В Москве же, где я, естественно, доложу этот вопрос в высшей инстанции, в курсе будут все члены Политбюро, а также несколько сотрудников аппарата КГБ, связанные с осуществлением такого рода операций.
– А нельзя ли еще более сузить круг посвященных? Скажем – я, вы и сам двойник. Я опасаюсь утечки информации.
– Вряд ли это возможно.
– Что ж… – вздохнул Фархад. – Пусть будет по-вашему. С джебрайской стороны знать об этом будут только двое: я и капитан Сулеми, начальник моей охраны. Этого вполне достаточно.
Он уже просчитал все варианты и решил, что ситуация складывается почти идеально. Большая удача, что этот человек русский. Никто в Хедаре не будет догадываться о существовании двойника, если же его опасения не беспочвенны и полковник Бахир действительно что-то замышляет – ему придется иметь дело с двойником. Покончив с ним, министр-заговорщик, уверовав в победу, раскроется – и тогда возникнет истинный Фархад – грозный и несокрушимый.
– Итак, вы приняли решение, если я не ошибаюсь.
– Да. Осталось лишь уточнить детали.
Они обсуждали подробности еще около часа, после чего изнывавший от жары и скуки Хомутов был препровожден в одну из приемных дворца, где его уже ожидал полковник Гареев.
Полковник имел несколько обескураженный вид, потому что четверть часа назад имел беседу с Шефом, и то, что он услышал, было настолько невероятно, что он до сих пор не мог прийти в себя. Внимая начальству, полковник, однако, ни на секунду не забывал о папочке, которую держал в сейфе, – той самой, где прегрешения Хомутова были расписаны во всех деталях. Ему не терпелось, улучив момент, перебить Шефа замечанием, что этого человека нельзя и на выстрел подпускать к государственным секретам, и он уже было решился, но вдруг отчетливо почувствовал, что вопрос уже бесповоротно решен, и он со своей папочкой в замыслы Шефа не вписывается. Стоит ему заикнуться об этом – и с ним произойдет то, что происходит с лишним элементом в любой схеме. Он попросту будет отброшен.
Когда же Шеф подчеркнул, что в посольстве о двойнике будут знать только Гареев и посол Агафонов, полковник впервые в жизни понял, как ощущается предынфарктное состояние. Агафонов знал об этой злосчастной папке, знал и дрожал от страха за свою шкуру. Теперь ему предстоит убедиться, что все позади, первопричина всего, Хомутов, остается в Джебрае, а сам Агафонов уже вроде как бы и прозорливый руководитель, потому что, несмотря на козни недалекого службиста Гареева, уберег Хомутова от преждевременной высылки домой. Ах, с каким наслаждением отомстит Агафонов! Гареев опустил веки, но тут же глаза его вспыхнули и он поспешно заметил:
