Только теперь, когда угол освещения изменился, Хомутов вдруг понял, почему у этого человека такое лицо. На нем лежал слой пудры. Оно было не белое, а синее, сплошной кровоподтек. А пудра – чтобы гостей из Хедара не пугать. Хомутов взглянул на Гареева – заметил ли тот, но лицо полковника по-прежнему ничего не выражало. Гареев молчал, и лишь спустя полчаса негромко проговорил, так, что его услышал только Хомутов:
– Он так и будет ваньку валять. Бесполезно.
Повернувшись к Хомутову, он сказал:
– Переведи им – пусть уведут арестованного.
Когда его просьбу выполнили, полковник встал, прошелся по кабинету, глубоко заложив руки в карманы и разглядывая носки ботинок. Наконец, выдержав тягучую паузу, он сказал:
– Очень непростой парень. Далеко не мелочь, не обычный курьер. Пользы от вашей обработки не было. – Хомутов перевел. – Может, ему показательный расстрел устроить, а? – продолжал Гареев.
Остановился у окна, обвел взглядом присутствующих, ожидая, пока Хомутов переведет фразу до конца.
– У вас есть приговоренный, который дожидается исполнения?
Люди из спецслужбы переглянулись, один из них кивнул.
– Вот и хорошо, – сказал Гареев ровно. – Вот его и шлепнем, прямо сейчас, не откладывая. На глазах у парнишки. С этим не будет проблем?
Хомутов почувствовал, как сжимается сердце. Где-то в этом здании находится человек, приговоренный к смерти. Приговоренный еще неделю или, возможно, месяц назад. Жил, зная уже, что умрет, но дни шли, и надежда росла, и вдруг явился из Хедара какой-то начальник, мгновение – и судьба приговоренного решена.
– Ну?! – голос Гареева звучал требовательно. – Чего молчишь? Переведи им.
Хомутов стал торопливо переводить, глотая слова и чувствуя, как скисает, как разъедает его отвратительный страх. В это мгновение он впервые увидел Гареева по-иному. Он и раньше побаивался полковника, справедливо полагая, что этот человек опасен для него, Хомутова, потому что владеет всей информацией о нем, и, следовательно, властен над его положением по службе. Но сейчас ему открылась иная истина: Гареев из тех, кому дано право распоряжаться чужими жизнями. Следовало всячески избегать даже нечаянной близости к этому человеку.
Дальше все делалось уже без него. Те двое, что допрашивали арестованного, вышли, оставив их с Гареевым. Полковник стоял у окна, разглядывая пыльный двор, а Хомутов сидел на стуле, опасаясь пошевелиться или вздохнуть и чувствуя, как сбегают по спине струйки холодного пота. Офицеры вернулись через четверть часа, один из них сказал:
– Готово, можно идти.
Хомутов перевел, глядя на Гареева с тревогой, почти с мольбой. Он надеялся, что ему будет позволено остаться, но полковник бросил через плечо:
– Ты понадобишься, – и уже в коридоре, взглянув в лицо Хомутову, засмеялся сухим смешком:
– Жутко, да? Ничего страшного нет. Тебе, кстати, небесполезно взглянуть.
От этих слов у Хомутова ноги подкосились.
Спустились в подвал, здесь горели такие же сильные лампы, как и наверху, тянулись такие же ряды дверей. Провожатый открыл одну, и они вошли. Помещение довольно просторное, но без единого окна, мебели никакой. Справа, в углу, все тот же арестованный с белым лицом.
Гареев, увлекая за собой Хомутова, прошел вдоль стены, встал рядом с арестованным, вполоборота к нему, и тут открылась другая дверь, вошел какой-то человек, следом за ним еще двое, и Хомутов понял, что этот, вошедший первым, и есть приговоренный. Едва он успел об этом подумать, как приговоренного ловко и заученно поставили на колени, вынудив опустить голову, словно для того, чтобы он получше рассмотрел, чист ли пол в камере, и один из конвоиров выстрелил в затылок несчастного из пистолета, внезапно оказавшегося у него в руке.
Выстрел прозвучал оглушительно, все непроизвольно вздрогнули. Тело казненного повалилось лицом вниз, по нему прошла короткая волна судороги, а колени подтянулись к животу, словно ему внезапно стало холодно. В мертвой тишине, когда Хомутов уже решил, что больше не выдержит, упадет от внезапно навалившейся слабости, Гареев проговорил вполголоса:
– А теперь – ты.
Хомутов обернулся и увидел, что Гареев смотрит на арестованного. Тот понял, кажется, переводить и не требовалось: охранники разом шагнули к нему, рванули ставшее ватным тело, поставили на колени рядом с трупом, и когда голову его пригнули – вышло так, что он смотрит в лицо казненного.
Гареев приблизился и жестко сказал:
– У тебя минута, чтобы решить.
Один из конвоиров упер ствол пистолета в затылок Джавада. Хомутов поспешно перевел, словно опасаясь, что не успеет, и этого человека расстреляют прежде, чем он донесет до него смысл сказанного – не все потеряно, можно остаться жить, но только следует быть сговорчивее. В камере снова повисла тишина. Джавад молчал, и когда тишина стала совершенно невыносимой, Гареев в бешенстве ударил стоящего на коленях человека носком башмака под ребра и выкрикнул:
– Идиот! Да из тебя жилы по нитке вырвут, если не расколешься! – Он повернулся и бросился прочь из камеры. Хомутов поспешил за ним, не успев даже толком перевести слова полковника.
7
Джавада Хомутов больше не видел. Гареев распорядился поместить переводчика в отдельном кабинете, и Хомутов быстро сообразил, для чего это сделано: Джавада пытали, и Гареев не хотел, чтобы Хомутов при этом присутствовал. Человек из другого ведомства, вернется в городок, начнет болтать о том, что видел в Мергеши. Когда понадобится – вызовут.
Однако с Джавадом ничего не выходило, это Хомутов видел по Гарееву. Тот время от времени заходил в кабинет мрачный, отрывисто бросал переводчику:
– Переведи им…
Разговор всякий раз был один и тот же. Следователь разводил руками, его усатое лицо казалось скорбным, полковник же требовал еще и еще поднажать. Тот в ответ кивал, и они с Гареевым удалялись, снова оставляя Хомутова в одиночестве.
Когда за окном уже начало темнеть, появился раздосадованный Гареев, бросил отрывисто:
– Едем ночевать! Пусть сами возятся.
По его лицу было видно, что он безмерно утомлен.
Везли их через весь Мергеши – плоский, утопающий в красной пыли городок. Хомутов опустошенно смотрел в окно. Однако и денек выдался! Он с удовольствием надрался бы сейчас до свинячьего визгу, если бы был у себя в посольском городке, а не здесь. Машина остановилась где-то на окраине. За высоким забором под деревьями прятался небольшой белый дом. Было сумрачно и прохладно.
– Здесь вы сможете отдохнуть, – сказал провожатый, отворив дверь и щелкнув выключателем.
В доме почти не было мебели. Невысокий круглый столик, холодильник, телевизор в углу. Пол устлан коврами.
– Спальня в соседнем помещении, – добавил провожатый. – Там есть кровати. Туалет и душ – за этой дверью.
