Президент с небольшой свитой вылетели ранним утром, и спустя час вертолет приземлился в настолько прекрасном месте, что все здесь казалось нереальным. Среди хаоса скал и зарослей прятались посадочная площадка и белая вилла во вполне европейском вкусе. Охрана растворилась между деревьями, снова оставив Хомутова в мнимом одиночестве, и только Хусеми следовал за ним неотступно. Хомутов остановил его движением руки, и зашагал по асфальтированной дорожке, которая вскоре вывела его к небольшой балюстраде, свисавшей над обрывом. Хомутов ступил на нее с опаской, вцепился в поручень и взглянул вниз. Морщинистые стены ущелья отвесно падали туда, где в сумраке шумел ручей. Солнце поднималось над снежными вершинами, и их шапки сияли, как цельные кристаллы, выделяясь на фоне фиолетово-синего неба. Все краски были неестественно яркими, как на картине дилетанта.
Хомутов обвел взглядом пейзаж – и даже зажмурился от удовольствия. Ничего в его сердце не было сейчас, кроме чистоты и легкости. Он прислушался к себе с изумленным любопытством, и вдруг понял – окончательно оборвались нити, связывавшие его с прошлым. Не было ничего, кроме завтрашнего дня. Он мог бы бросить все, бежать, и никто бы не нашел его в этих горах, но теперь он уже не хотел порывать с этой жизнью, она ему нравилась все больше и больше, и он благодарил судьбу за то, что она предоставила ему шанс – и какой! – все начать сызнова.
На вилле, когда Хомутов туда наконец добрался, было тихо. Он прошелся по комнатам – в них не было ни души, и это только прибавило ему спокойствия и твердости. Из боковой двери вынырнул Хусеми, бережно положил на журнальный столик, инкрустированный нефритом, знакомую папку. Хомутов вздохнул и кивнул секретарю, – это означало, что он намерен просмотреть бумаги позднее, но Хусеми встал как вкопанный, сказал негромко:
– Весьма важные сообщения, товарищ президент. Поступили несколько минут назад…
Хомутов ожидал продолжения, но Хусеми умолк, и не оставалось ничего иного, как раскрыть папку. В ней было всего несколько страничек текста, отпечатанного на машинке. Хомутов скользнул по ним взглядом, спросил брезгливо:
– Что там еще?
Он уже решил, что посвятит сегодняшний день отдыху, и не хотел ничего читать – имел, наконец, право.
– Раскрыт заговор! – произнес Хусеми, и этой короткой фразы было достаточно, чтобы Хомутов резко развернулся и испытующе посмотрел на секретаря.
Ему понадобилось время, чтобы поверить, что он не ослышался.
– Заговор? – переспросил он.
– В Революционном совете, – доложил Хусеми. – Планировалась серия покушений на президента страны и министра обороны полковника Бахира. После этого заговорщики намеревались захватить телевидение, радио, системы армейской связи и объявить о переходе власти к Революционному совету.
Хомутов схватил листки, понесся взглядом по строчкам, пропуская отдельные слова и целые фразы. Министр обороны Бахир, курирующий также и службу безопасности, извещал о раскрытии антиправительственной организации, в которой принимали участие все шестнадцать членов Революционного совета, а также десятка два военных и гражданских лиц, тесно связанных с заговорщиками. Здесь же были приведены выдержки из показаний арестованных заговорщиков.
– И что же – все признались? – спросил Хомутов.
– Да, товарищ президент, – отвечал Хусеми, но было что-то в его голосе, заставившее Хомутова поднять глаза на собеседника. Хусеми неуловимо изменился в лице и отвел взгляд.
Хомутов нахмурился, пытаясь постичь происходящее, но разгадки не было, и он бессильно злился на себя.
Хусеми по-прежнему стоял рядом, его присутствие становилось невыносимым.
Хомутов дернул щекой, словно отгоняя докучливое насекомое, и пробормотал, стараясь сдержать гнев:
– Можешь идти!
Оставшись в одиночестве, он рассеянно повертел в руках папку. Почему-то вспомнилось, что еще совсем недавно этот самый Революционный совет наградил его орденом и едва он об этом подумал, как догадка – ослепительная, все прояснявшая – ворвалась в хаос его мыслей. Он неистово закричал, опасаясь, что Хусеми мог уйти и на его поиски уйдет время:
– Хусеми! Хусеми!! Ко мне!
Однако, когда секретарь вбежал в комнату, Хомутов почувствовал, что не знает, как начать, и проклял себя за поспешность. Хусеми стоял напротив, выражая всемерную готовность.
– Кто занимается заговорщиками? – спросил он наконец, небрежно помахивая папкой.
– Полковник Бахир.
– Все остановить. Это приказ.
Хусеми кивнул, но не так поспешно, как обычно, и Хомутов понял, что совершает ошибку, но остановиться уже не мог.
– Ни один волос не должен упасть с головы этих людей. Когда вернемся в Хедар, я лично установлю, кто виноват и в какой мере. Теперь ступай.
Хомутов прикрыл ладонью глаза. Он отлично помнил, как сказал на заседании кабинета: «Чем занимается этот Революционный совет – только раздачей наград?» Похоже, с этого и началось. Ох, как неосторожен он был, не подозревая, что каждое его слово ловится и толкуется особым образом: некто невидимый и неслышимый, проявив рвение, взялся за дело, и как взялся! Уже и признания налицо.
Секретарь тем временем связался с министром обороны и передал слова президента. В трубке воцарилась такая глубокая тишина, что Хусеми подумал было, что связь прервалась, но тут Бахир наконец заговорил:
– Вряд ли уже можно что-либо изменить.
– Но почему?
– Преступники сознались в содеянном…
– Да. Я слушаю.
Хусеми все еще не понимал, какое отношение имеет это к распоряжению президента.
– …Состоялся суд…
Бахир тянул, будто слова давались ему с огромным трудом.
– …Который и приговорил государственных преступников…
Хусеми стало жутко от мысли, что сейчас придется идти и докладывать об этом президенту. Не сдержавшись, он выкрикнул в трубку:
– Но они еще живы?
– Расстреляны по приговору суда. Сегодня утром.
– Я доложу президенту! – произнес Хусеми, ощущая холод в пояснице, и швырнул трубку на рычаг.
Он сидел без движения, наверное, целую минуту, пока не решил, что промедление ничего не изменит. В конце концов не он виноват в происшедшем, пусть полковник Бахир сам отвечает за превышение власти.
Хомутов, когда он вошел, поднял голову и взглянул вопросительно. Хусеми с порога сказал:
– Заговорщики расстреляны сегодня утром! – и увидел, как пошло багровыми пятнами лицо президента.
– Кто распорядился? – спросил Хомутов почти беззвучно. Сейчас он был страшен.
Хусеми хотел сказать: «Полковник Бахир!», но спохватился и произнес, прикрыв глаза:
– По приговору суда, товарищ президент.
