– Ну что, идем?
– Я возвращаюсь.
– Но почему? – изумился Хомутов.
Девушка промолчала.
– Тебе незачем туда идти.
– Ты – действительно не Фархад? – неожиданно спросила Амира.
Этот вопрос все Хомутову объяснил.
– Фархада больше нет. Он погиб несколько месяцев назад.
Амира смотрела недоверчиво.
– Это правда. Фархада заменил я, – Хомутов развел руками, невесело улыбнулся. – Но президент из меня, похоже, вышел никудышный. Недолго я правил. Теперь народ многострадального Джебрая получит нового вождя.
– Кого?
– Я думаю, это будет Бахир. Хорош отец народа, а?
– Они все из одной шайки, – проговорила Амира с ожесточением.
– Я понимаю – теперь ты будешь бороться с Бахиром, – кивнул Хомутов.
Он поймал себя на мысли, что ему бесконечно жаль эту девушку.
– Не стоит, – сказал он просительно. – Ты погубишь свою жизнь и ничего не добьешься. Один неглупый человек говорил мне, что президент не может умереть. И он прав, этот человек. После Фархада придет Бахир, после Бахира – кто-то другой. Они разные люди, но душа власти – одна, и с этим ничего не поделать. Так устроен мир.
Он говорил, зная уже, что не в силах ничего изменить.
Амира взглянула на него. На ее лице ничего не было, кроме одиночества и отчаяния.
– Я возвращаюсь, – твердо выговорила она.
Хомутов пожал плечами.
– Тогда позволь мне поцеловать тебя на прощание.
Девушка вспыхнула и с негодованием отстранилась.
– Почему бы и нет? – спросил Хомутов. – Должна же ты чем-то меня отблагодарить. Сегодня я спас твою жизнь.
Он пытался говорить серьезно, но в глазах прыгали озорные чертики.
– А твоя жизнь – это важно. Хотя бы для тебя, если ты собираешься добраться до глотки Бахира.
Не поняв иронии, Амира не отстранилась, когда он осторожно и нежно поцеловал ее, ощущая как пахнет миндалем ее бархатистая кожа.
– Прощай, – сказал Хомутов.
– Прощай, – отозвалась Амира через плечо и торопливо зашагала в сторону Джебрая.
Хомутов проследил за тем, как она перебралась через высохшее русло, повернулся и неспешно побрел через сопки, поросшие кустиками песчаных злаков.
Путь предстоял неблизкий – и стоило поберечь силы.