Прежде чем охранник успел осесть на пол, Соколов вновь распахнул дверь и вытолкнул его, хлещущего кровью из сонной артерии, прямо в руки ближайшему дружку.
Второй боевик стоял в полушаге сбоку. Соколов сгреб его за куртку, подтянул к себе и вогнал ему под подбородок нож по самую рукоять.
Лязг передергиваемого затвора; это тот, что на лестнице. Соколов отступил на шаг, захлопнул дверь, повернул защелку и выпустил через дерево полмагазина, целя в боевика, которому швырнул убитого.
Потом глянул на часы, гадая, через сколько минут после начала стрельбы власти закроют паромный терминал.
Несколько пуль пробили дверь с другой стороны. Однако стрелял тот боевик, что на лестничной площадке, и пули, входя в стену под острым углом, за время путешествия по ней теряли почти всю кинетическую энергию. Боевик стрелял из пистолета-пулемета, а пистолетным патронам далеко по убойной силе до винтовочных. Впрочем, через несколько секунд он будет у самой двери, и к этому времени Соколову с Оливией надо быть где-нибудь в другом месте.
Оливия в спальне складывала вещи. Соколов на ходу выдернул у нее сумку и, шагнув через балконную дверь, перебросил через парапет. Другой рукой он взял Оливию выше локтя, выдвинул на балкон и поставил спиной к стене в комнату: для патронов, которыми стрелял уцелевший боевик, кирпич – вполне надежная преграда. Потом Соколов встал на парапет и ухватился за плющ, густо заплетший фасад. Дернул изо всей силы, убеждаясь, что плющ при хорошем рывке отделяется от стены, но в целом держит довольно крепко. Итак, за неимением других вариантов, Соколов сел на парапет, перебросил ноги на другую сторону и прыгнул. Плющ оторвался от стены, осыпав его цементной крошкой и листьями. Соколов пролетел – рывками, но не слишком быстро – метра два, прежде чем провисшие плети остановили его падение. Здесь он смог ухватиться за оконную решетку и спуститься до высоты, откуда уже можно было просто спрыгнуть. Он приземлился в кувырке, вскочил, обежал угол, ворвался в фойе и взлетел по лестнице на этаж. Из квартир доносились крики и визг. Соколов постарался не думать, что это сулит, и переборол желание нервно взглянуть на часы. Все по порядку. На лестнице наверху никого не было: видимо, боевик уже переместился к двери. Снова раздались выстрелы. Соколов, прыгая через три ступеньки, преодолел последний отрезок лестницы и, проверив «макаров», выбежал в коридор, ведущий к квартире Оливии.
Боевик только что высадил дверь. Заметив Соколова уголком глаза, он совершил классический поворот кругом. За эти полсекунды Соколов всадил две пули ему в голову. По тому, как рухнуло тело, он понял, что пули прошили мозг и боевик мертв, но, приближаясь, для подстраховки сделал два контрольных выстрела, затем подобрал «ПП», выпавший из рук боевика. Тот успел расстрелять почти весь магазин, но Соколов увидел у него в кармане запасной и переложил к себе. Еще обнаружился мобильный; его Соколов тоже забрал. И наконец, что самое приятное, он нашел собственный телефон, который этот тип сунул себе в карман на базе.
Затем Соколов вошел в квартиру, крикнув Оливии: «Это я!» – чтобы она не испугалась.
Он сам успел испугаться, не обнаружив ее на балконе, но, глянув вниз, увидел, что она как-то добралась до земли, по-видимому, не переломав себе все кости, и теперь собирает выпавшие из сумки вещи. Соколов свистнул. Оливия подняла голову. Он указал на ворота. Она кивнула. Соколов развернулся и припустил по лестнице, на ходу сдирая с себя окровавленный дождевик. Когда он сбегал с крыльца, в воротах как раз мелькнул силуэт Оливии.
– К терминалу, – сказал Соколов, нагоняя ее. – Безлюдными улочками.
Его слух уже восстановился настолько, что различал вой сирен.
Она повела его вверх, что было странно, поскольку вода обычно внизу. Они пробежали через спортплощадку школы и дальше, улочками и лестницами, в большой парк с сямыньской стороны острова.
Когда впереди показался паромный терминал, Соколов взглянул на часы. С начала перестрелки прошло четыре минуты. Обычной полиции, чтобы поднять все подразделения по тревоге, этого времени не хватит, но местные копы наверняка были переведены на усиленный режим из-за утреннего теракта в Сямыне, и на терминале могли стоять патрули. И впрямь, через стеклянные двери терминала Соколов увидел человек пять обовцев, прижимавших к голове рации.
Он сбавил шаг.
Оливия тоже заметила полицейских на терминале и теперь смотрела на Соколова.
– Морское такси, – сказал он.
Оливия кивнула на прилегающий парк.
– Иди туда и жди у подножия большой статуи.
Ошибиться было невозможно: как в нью-йоркской гавани «большая статуя» – это статуя Свободы, так на Гуланъюй это исполинский каменный памятник Чжэн Чэнгуну, подсвеченный прожекторами, чтобы его было видно за много миль.
– Я возьму такси и заберу тебя там, – сказала Оливия.
Судя по выражению лица, она говорила искренне. Довериться ей было рискованно, однако идти к терминалу – еще рискованнее. Соколов кивнул и двинулся в сторону парка.
Парк был большой – чтобы добраться до памятника Чжэн Чэнгуну, потребовалось несколько минут. Пьедестал круто обрывался в воду, с него в лодку было не сесть, но внизу тянулась узкая полоска песчаного пляжа. В бухту как раз входил белый катер. Соколов сбежал по каменным ступеням на песок и стал ждать, когда лодка приблизится, чтобы дойти до нее по воде. Однако лодочник выключил мотор; Соколов слышал, как он о чем-то спорит с Оливией на повышенных тонах.
Ну конечно. Нормальные люди не заходят по пояс в воду, чтобы сесть в морское такси, и такое предложение возбудило подозрения моториста.
Соколов огляделся. Пьедестал памятника был метрах в ста правее, и вдоль него тянулась дорожка, переходившая в короткую дамбу над каменистым мелководьем. Дамба упиралась в небольшую скалу, на которой была сооружена какая-то беседка или пагода. Другая дамба соединяла скалу с еще одним камнем, служившим основанием для небольшого маяка. Соколов посигналил мотористу фонариком и махнул в сторону камня с маяком. Кричать он не хотел, потому что первое же слово выдало бы в нем иностранца. Сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, он быстро прошел вдоль воды, выбрался по каменным ступенькам на дамбу и двинулся к скале. Дамба огибала ее и продолжалась к камню с маяком. К тому времени как Соколов достиг второго отрезка дамбы, лодка подошла ближе. Оливия все еще спорила с мотористом.
Вероятно, Соколов возбудил подозрения местных лодочников еще по пути сюда. Может, они даже слышали перестрелку.
Лодка приближалась. Соколов повернулся к ней спиной.
– Он не хочет нас брать, – крикнула Оливия по-английски. – Я спросила, что мне делать: прыгать за борт и плыть к берегу? Наконец он согласился высадить меня здесь. Подашь мне руку?
– Конечно, – ответил Соколов и повернулся к лодке.
Как он и ожидал, лицо моториста помертвело от страха, однако мотор был уже заглушен, и лодка скользила к камню. Моторист потянулся к рычагам, чтобы дать задний ход, но Оливия ухватила его за руку. Лодка продолжала двигаться по инерции. Соколов прыгнул через перила дамбы на нос, затем перескочил через ветровое стекло – как раз вовремя, потому что в лодке уже завязалась драка. Он заломил мотористу руку за спину – совсем легонько, только чтобы привлечь его внимание, – а затем продемонстрировал пистолет-пулемет.
