– А как насчет пум-людоедов? – напомнила Юйся.
Шеймус громко ругнулся и тут же пожалел об этом, потому что девушка вздрогнула.
– Не знаю. Предупрежу вертолетчика. Скажу, чтобы не открывал дверцу.
Прошла секунда.
– Чего вы стоите? – спросил Шеймус.
* * *
Перед самым пробуждением Зуле снилось бегство из Эритреи в Судан – шестимесячный переход и поиски лагеря для беженцев, где бы приняли их группу. Лица полностью стерлись из памяти, а вот местность, растительность, ощущение земли под босыми ногами постоянно присутствовали в ее снах. Обычно это бывала северная Эритрея, первые несколько дней пути, когда мозг был еще открыт для новых впечатлений, которые после пещер ее раннего детства представали почти на каждом шагу. Беженцы шли через бесконечные бурые холмы, разрезанные глубокими сухими руслами и лишь кое-где припорошенные зелеными кустиками. Хвойный лес с густыми зарослями папоротника нисколько не напоминал те края, но вскоре Зуле предстояло выбраться на открытую каменистую местность вроде той, на которой они с Четом расстались вчера. Ее будет видно за много миль. И никакой альтернативы. Долина реки, идущей от Американского водопада, вывела бы к озерам на юге, и кто знает, сколько бы там пришлось плутать в поисках людей – день, два? А путь к дяде Джейку лежал через нижние отроги горы Абандон, выше уровня леса. Несколько миль до истоков ручья Сухого Закона – самый опасный отрезок: Зуле придется мобилизовать то, на чем держались старейшины в худшие дни перехода, когда все изнемогали от усталости, голода и жажды, а их преследовали люди с автоматами.
Единственная надежда заключалась в том, что она получила приличную фору. Моджахедам предстоит выбираться из долины ниже по течению, но даже там подъем будет трудным. И все равно Зула боялась, что ее нагонят на открытом месте, до того как она нырнет под защиту леса.
Оставалось одно: бежать со всех ног. Она схватила кэмелбек, еще на три четверти полный, рассовала по карманам энергетические батончики и припустила, куда сказал Ричард. Моджахеды по-прежнему перекрикивались и разговаривали по рации, так что она знала, где они в данную минуту.
Первой целью Зулы было попасть на тропу, серпантином вьющуюся из ущелья до отрогов горы. На это ушло примерно полчаса. Казалось бы, глупо бежать по тропе, которую моджахеды точно отыщут, однако местность не оставляла выбора: снизу склон казался почти вертикальным и весь был завален гнилыми рухнувшими стволами. Штурмовать его в лоб пришлось бы не день и не два, а по серпантину, заверил Ричард, даже с тяжелым грузом можно подняться за несколько часов.
Зула не думала, что у нее есть в запасе эти часы.
Увидев начало тропы, она остановилась, потом отступила на несколько шагов, присела в папоротниках на корточки и прислушалась. Заодно попила воды из кэмелбека и затолкала в себя энергетический батончик. Моджахедов было не слышно, но это не значило, что можно расслабиться. Наверняка они бегут по берегу, высматривая подъем – начало тропы, на которой сидела сейчас Зула, – и не перекрикиваются, потому что берегут дыхалку.
На бегу она срывала верхнюю одежду и завязывала на поясе, так что сейчас была только в черной майке и закатанных до колена штанах. Теперь Зула поняла, что все теплое придется бросить – оно только мешает, а яркие цвета будут видны издалека. Девочка-скаут в ней вопила, что это дурость, что она замерзнет до смерти, как только перестанет бежать.
Хотя какое там замерзнуть – ее раньше убьют. Поэтому Зула сбросила все слои флиса, затолкала их под гнилое бревно, чтобы моджахеды не заметили с тропы, и побежала налегке, с одним только кэмелбеком за спиной.
Дальше были только бесконечные повороты и повороты. Каждую секунду Зула боролась с искушением сбавить темп, остановиться и отдохнуть, но вновь и вновь напоминала себе, что ее преследователи натренировались в Афганистане бегать как горные козы. Наверняка Джонс приставил им к виску пистолет и велел кровь из носу ее догнать. Зула попыталась вспомнить, каково это, когда Джонс наведет на тебя пистолет, и ей действительно удалось себя подхлестнуть. Страх молил оглянуться вниз, разум требовал смотреть вверх, угадывая на склоне следующий отрезок тропы. Иногда можно было довольно заметно срезать, рванув напрямик. Всякий раз, карабкаясь по крутому участку, Зула слышала в голове голос: «Если бы я осталась на тропе, то уже миновала бы это место». Послушавшись его, она бежала по серпантину, и тогда включался другой голос: «Если бы ты махнула напрямую, то была бы уже далеко впереди». А, впрочем, какая разница? – моджахеды просто разделятся: одна группа побежит крутым коротким путем, а другая – длинным пологим.
Правда, это означает, что они сильно растянутся по склону и ей не придется иметь дело со всеми сразу.
Она не имела понятия, сколько прошло времени, и давно перестала считать повороты, но тем не менее возникло ощущение, что лес над головой редеет, света больше, а склон стал заметно положе.
Бежать уже совсем не было сил, и Зула позволила себе перейти на быстрый шаг, а заодно выпить несколько глотков из кэмелбека – она слишком мало пила, гидратор все еще оставался наполовину полным, – и съесть два батончика. Склон впереди по-прежнему уходил вверх, но уже не круто, а как в обычном лесу на слабохолмистой местности. Сквозь все более частые просветы между деревьями она видела те самые голые камни, которых так страшилась во время подъема, хоть и мечтала добраться до них как можно скорее, а над ними – гранитную стену горы Абандон, примечательную в качестве туристического объекта разве что своей невероятной угрюмостью.
Примерно тогда она и услышала гул вертолета. Первой мыслью было выбежать на открытое место и замахать, но Зула тут же поняла, что ничего не выйдет: вертолет далеко, а ее закрывают деревья.
Если бы только она не выбросила яркую флисовую одежду! Сейчас было бы чем привлечь внимание.
Кстати об одежде: она уже начала замерзать. Зула проглотила последний батончик, перешла на трусцу, а потом и на бег.
Она только-только вошла в темп, как где-то громыхнуло. Из-за эха невозможно было понять, где именно, но Зула почти не сомневалась, что взрыв произошел там, откуда она пришла, за мили отсюда.
Четкого перехода между лесом и склоном горы не было. Деревья росли все реже, Зула видела все дальше вокруг, подъем становился все более крутым. Минуту назад она бежала почти по ровной земле, теперь чуть ли не на четвереньках взбиралась по каменной осыпи; оглянувшись, она увидела позади почти четверть мили открытого пространства, обрамленного зарослями кустарника, за которыми начинался настоящий лес.
В лесу кто-то двигался. По меньшей мере один человек, но, возможно, и двое. От Зулы они были минутах в пяти ходу – в густом лесу этого было бы достаточно, но не на склоне, где ее видно издалека.
Зула быстро глянула вверх, высматривая укрытие.
Из курса инженерной геологии она знала про угол естественного откоса, которым определяется форма всякой сыпучей массы: муравейника, горки сахарного песка, гравийной кучи или глыбового развала. Угол этот зависит от материала. Его величина в данном случае не имеет значения; важно, что он постоянен и всякий естественный откос будет ровным, без ям и бугров.
