– Значит, напустим еще больше таинственности. Поступай как те менеджеры.
– То есть как? Это уже по твоей части.
– Задавай ожидания, делай вид, будто трудишься, отчитывайся о ходе работ.
– А как быть, когда у них лопнет терпение?
– Понятия не имею. Я не говорила, что знаю ответ.
* * *
На площадку подрулил второй самолет и заглушил двигатели. Из него вышли несколько человек. Внизу снова закурили, послышались голоса. Самолет, где сидели Зула и Питер, стал вздрагивать – в трюм грузили что-то тяжелое. Потом кто-то вступил на трап, и вся махина просела, покачиваясь от каждого шага.
В двери показался человек. Зула тут же пришла к выводу, что это очередной головорез Иванова, вроде тех, из Сиэтла. Она судила по внешнему виду: по росту, комплекции, ежику рыжевато-русых волос, по плащу (темно-зеленому, до середины бедра, как будто военного кроя и довольно свободному – под таким можно спрятать гранатомет) и по черным поношенным ботинкам с носами, армированными сталью. Взойдя по трапу, человек скинул на пол большую сумку – довольно стильную, вроде почтальонской, с лямкой, которую перекидывают наискосок через плечо.
Первым делом незнакомец нырнул в кабину. Некоторое время были видны лишь его затылок и могучая шея. Вдоволь насмотревшись на приборы, он с интересом воззрился на дверь в туалет, потянул ее, сложил гармошкой, оглядел уборную сверху донизу. До сих пор он стоял сгорбившись, опасаясь что-нибудь сшибить, поэтому теперь запрокинул голову, выставив напоказ крепкие, но желтоватые и неплотно стоящие зубы, провел над собой ладонью и убедился, что, если выпрямится, не проткнет потолок своей щетинистой, заостренной кверху головой. Тут он заметил Зулу с Питером. У него были светло-серые, широко посаженные глаза и крупное костистое лицо – румяное и чуть загорелое. Смотрел незнакомец удивленно, с любопытством, но совершенно спокойно.
– Здравствуйте, – осторожно начал он, и Зула поняла, что английский для него не родной. Этот человек хотел наладить контакт.
– Здравствуйте.
– Я Чонгор.
– Хакер Чонгор? – уточнил Питер.
– Да. – Чонгора такое определение если не позабавило, то уж точно удивило. Проход был для него узковат, поэтому он вытянул вперед руку с сумкой и только тогда смог протиснуться между креслами.
– Я Питер. Обо мне вы, очевидно, слышали, – сообщил Питер недовольно, почти враждебно.
К церемонии знакомства Чонгор отнесся крайне серьезно: шагнул вперед, протянул руку (Питер недоверчиво ее пожал), потом обернулся к Зуле и стал ждать.
– А это Зула, – объявил Питер так, будто, услышав ее имя, полагалось падать ниц.
Чонгор склонился и поцеловал протянутую ему руку, но без всякой манерности, совершенно обыденно, затем положил сумку на кресло – бережно, будто в ней лежало что-то ценное и хрупкое вроде ноутбука, – и сел напротив новых знакомых.
Питер стал ворочать свое сиденье (сложившаяся диспозиция его нервировала), но в итоге оказался лицом к лицу с гостем, а как истинный интроверт очень этого не любил.
Настала долгая неловкая пауза.
– Кто хочет начать? – спросила Зула.
Чонгор взглянул на Питера – тот явно не хотел – и, изобразив жестом «ну, раз так…», заговорил на абсолютно грамотном английском, хотя и с сильным акцентом:
– Вчера произошла та история с письмом Уоллеса. Спустя пару часов меня попросили приехать на встречу в Москву. Я приехал. Никакой встречи не было – мне порекомендовали сесть в самолет… – Он кивнул в сторону иллюминатора. – Я послушался и сел, а со мной – еще толпа людей определенного сорта. И вот я здесь и ничего не знаю.
Питер и Зула не проронили ни слова, что показалось Чонгору отчасти невежливым, отчасти забавным.
– Вы спросили, кто хочет начать, а не закончить, – напомнил он, но, так и не дождавшись ответа, решил зайти с другой стороны: – С вами, видимо, было так же.
– Не совсем, – сказала Зула. – Все началось в доме Питера с убийства Уоллеса.
Чонгор удивленно уставился на Питера.
– Ты убил Уоллеса?
К своему изумлению, Зула расхохоталась. Нейронные цепи, отвечающие за смех, похоже, не считались с мнением высших отделов мозга о неуместности веселья.
– Нет-нет, – ответила она. – Убили его русские. А потом привезли нас сюда.
– Это не очень хорошо.
– Я знаю. Что бы он ни натворил, он не заслуживал…
– Я хочу сказать, это не очень хорошо для нас с вами.
– Насчет того, что для нас это крайне плохо, мы не заблуждались, – фыркнул Питер.
– А вот я заблуждался. – Чонгор был ошарашен.
Ничего удивительного – он только что понял, что его втянули в историю с убийством.
– Жаль, – заметил Питер. – А мы надеялись, ты объяснишь, какого черта тут происходит и кто эти люди. Мы вообще ничего не знаем.
В лице Чонгора произошла перемена. Он перестал просто переживать и начал думать.
– Вообще ничего? В самом деле?
Питер уже раскрыл рот, чтобы ответить, но сдержался.
– Даже о фокусах с номерами чужих кредиток? – уточнил Чонгор. – Или это по части Зулы?
– Зула ни при чем, – вздохнул Питер. – Базу номеров продал Уоллесу я.
– Ту, из-за которой бесится Иванов?
– Да.
– Ну, тогда нам есть с чего начать. Что вы знаете о ребятах вроде вот этих?
– В смысле о русской… – Питер не решался сказать то самое слово.
– …мафии, оргпреступности – как ни назовите. – Чонгор развел руками. – Они совсем не такие, как в кино или по телевизору…
– Да неужели? Прилететь на частном самолете, убить Уоллеса в моем доме – по-моему, как с экрана писано.
– Это для них абсолютно нетипично. Откровенно говоря, я потрясен.
– Спасибо, успокоил.
– В основном они занимаются очень нудными вещами – зарабатывают деньги вопреки невероятно убогой финансовой системе. Других мотивов – куража или насилия – у них нет. Свой капитал они сколотили в России, но не торговлей оружием или наркотиками, а накрутками цен на узбекский хлопок. Потом переехали в США и Канаду и взялись за мошенничество: со страховками, с налогами на бензин, с кредитными картами – в особенности с кредитками.
– А ты здесь при чем? – поинтересовалась Зула. – Если, конечно, можно спросить.
– Спросить можно. Однако отвечать я не стану. Мне тут нечем гордиться.
– Ладно, не отвечай.
Чонгор задумался.
Поначалу Зула решила, что ему за тридцать. Теперь же, обратив внимание на свежесть лица и на открытость, передумала – вряд ли он старше двадцати пяти, а выглядит взрослее просто потому, что крупный.
