Я двигался медленно и неуклюже и едва успел выйти из закрывавшихся дверей. К этому времени Сери уже прошла через билетный кордон и исчезла из виду. Нельзя было терять ни секунды; я сунул свой билет контролеру и бросился дальше, не дожидаясь, пока он его проверит.
Здание станции стояло у шоссе, и, когда я из него вышел, поезд уже грохотал по железному мосту. Я посмотрел вдоль шоссе налево, потом направо и увидел Сери. Она была уже довольно далеко и быстро шагала по шоссе в сторону Лондона. Я поспешил за ней, перемежая ходьбу короткими пробежками.
Слева и справа от шоссе стояли весьма современные особняки, снабженные бетонными подъездными дорожками, аккуратными клумбами, безукоризненно подстриженными газонами и уютными, мощенными плитняком внутренними двориками. На мокрой земле дрожали отблески фонарей, сделанных под старинные лампы. За занавешенными окнами угадывалось мертвенно-голубое сияние телевизионных экранов.
Сери словно бы даже и не спешила, но, как бы я ни бежал, как бы ни пытался ее догнать, расстояние между нами ничуть не сокращалось. Вскоре усталость заставила меня перейти на умеренный шаг. За то время, пока я ехал, дождь прекратился, ветер утих, а воздух потеплел, стал больше соответствовать времени года.
Сери достигла конца освещенного участка дороги и, не сбавляя шага, пошла дальше. Я потерял ее в темноте и снова побежал. Через минуту-другую я тоже окунулся во тьму. Время от времени по шоссе проезжали машины с включенными фарами, и тогда я мельком видел Сери. По обеим сторонам шоссе, за изгородями, расстилались поля. Впереди, на юго-востоке, облака были подсвечены желто-оранжевым натриевым сиянием Лондона.
Сери остановилась и повернулась, возможно — дабы увериться, что я ее вижу. Проносящиеся машины тянули за собою кометные хвосты подсвеченной водяной пыли. Я решил, что она меня ждет, и снова побежал, раз за разом вляпываясь в незаметные в темноте лужи. Когда до нее осталось метров тридцать, я крикнул:
— Сери, подожди, пожалуйста! Давай поговорим.
Питер, сказала Сери, ты должен увидеть острова.
Там, где Сери остановилась, была калитка, и она в нее вошла; когда же я, совсем запыхавшись, добежал до того же места, она была уже чуть ли не на середине поля. Ее белая блузка и светлые волосы словно плыли во тьме. Я побежал, а вернее — заковылял дальше, чувствуя, как мокрая вспаханная земля облепляет мои ботинки. Я буквально валился с ног, слишком уж много за этот вечер мне пришлось побегать и подергаться. Нужно было хоть немного передохнуть, а что до Сери — она подождет.
Я остановился, оскальзываясь на липких, набрякших водою комьях, чуть наклонился вперед, уперся руками в колени, свесил голову и попробовал отдышаться.
Когда я вновь поднял голову, то увидел, как призрачная фигура Сери приближается к вроде бы живой изгороди. За ней, на полого поднимающемся склоне холма одиноко светилось окно какого-то дома. А еще дальше, на фоне темного неба, смутно угадывались силуэты деревьев.
Сери не ждала, я видел, как белое пятнышко проплывает в сторону, вдоль живой изгороди.
Я набрал побольше воздуха и крикнул:
— Сери! Мне нужно передохнуть!
Это заставило Сери на мгновение остановиться, но, если она и крикнула что-нибудь в ответ, я ничего не услышал. Я с трудом ее различал. Призрачное белое пятнышко ползло, как мотылек по занавеске. А затем и вовсе исчезло.
Я оглянулся. Дорога напоминала о себе светом фар, мелькающим за деревьями, рокотом моторов и шуршанием покрышек по асфальту. От попытки это осмыслить у меня заболела голова. Я был в чужой стране, где говорили на чужом языке, и моя переводчица меня бросила. Я постоял, пока не успокоилось дыхание, а потом пошел, переставляя ноги с медлительной принужденностью закованного в кандалы каторжника. Липкая земля гирями висла на моих ботинках, и чем больше я ее соскребал, тем больше ее налипало. Меня не оставляла мысль, что где-то там впереди невидимая для меня Сери насмешливо наблюдает за моим тяжеловесным, с размахиванием руками, продвижением.
После долгих мучений я добрался до живой изгороди, по краю которой росла высокая трава, и получил наконец возможность вытереть ноги. Потом я пошел в направлении, в котором исчезла Сери, высматривая попутно единственный запомнившийся мне ориентир — дом с освещенным окном. Никакого дома не было и в помине — видимо, я что-то перепутал. Несильный, устойчивый ветер был пропитан знакомым острым запахом.
Потом я увидел в живой изгороди калитку и вошел в нее. Там было ровное, с едва заметным уклоном вниз поле. Я сделал несколько осторожных шагов, ежесекундно ожидая ощутить под ногами липкие комья, но земля здесь была сухая, поросшая сухой, невысокой травой.
Где-то вдали, у ровного, как по ниточке, горизонта, мерцало несколько крошечных, едва заметных огоньков. Небо над головой расчистилось, обнаружив россыпь крупных, почти неестественно ярких звезд. Полюбовавшись несколько минут на эту небесную иллюминацию, я вернулся к делам более прозаическим — подобрал на земле короткий сучок и начал отскребать им свои ботинки от остатков налипшей грязи. Покончив с этим занятием, я распрямился и посмотрел вперед — туда, где за длинным пологим склоном угадывалось море.
Привыкающими к звездному свету глазами я различил низкие, угольно-черные очертания нескольких островов, вот на одном из них и светились те самые, замеченные мною прежде огни. Справа от меня высокий скалистый берег изгибался в сторону моря, образуя небольшую бухточку. Слева местность была более плоской. Я видел там множество валунов и песчаный пляж, дальше береговая линия изгибалась и исчезала из виду.
Я пошел вперед и вскоре добрался до невысокого, сплошь усеянного острыми камешками обрыва; спустившись с него, я побежал по нежному, как бархат, песку, с хрустом давя ногами сухие водоросли. Добежав до воды, я встал и прислушался к голосу моря. Я чувствовал спокойную уверенность в себе и своих силах; самим уже своим присутствием море мгновенно исцелило меня, смыло все мои заботы. Легкие, но безошибочно различимые запахи соли, теплого песка и выброшенных на берег водорослей властно напоминали мне детство: каникулы, родителей, мелкие беды и острый восторг близких, только руку протяни, приключений, который был несравненно важнее всех наших распрей с сестрой, нашего вечного соперничества.
Теплый ветер подсушил мою одежду и придал мне заряд бодрости. Сери исчезла, но я знал, что она снова появится, когда сочтет это нужным. Я дважды прошел пляж из конца в конец, а потом решил найти какое-нибудь подходящее место и лечь поспать. Наиболее подходящим показался мне маленький пятачок, защищенный со всех сторон камнями, я разгреб там песок так, что образовалась удлиненная впадина. Было достаточно тепло, чтобы спать, ничем не укрывшись, поэтому я просто лег на спину, положил ладони под голову и стал смотреть на огромные яркие звезды. Вскоре я уснул.
Проснувшись от бьющего в лицо солнца, я услышал плеск набегающих на берег волн и надсадные крики чаек. Переход от сна к бодрствованию был мгновенным и полным, как переход от темноты к свету, когда входишь в комнату и щелкаешь выключателем, а ведь все последние месяцы я чувствовал себя вялым и неповоротливым как в физическом смысле, так и в умственном, а потому просыпался медленно и с трудом, словно выкарабкиваясь из вязкой, зыбучей трясины.
