* * *
Любовная связь Изабеллы с Лотаром Делареем пережила бурные месяцы следствия по делу смерти Мозеса Гамы.
Специальная комиссия оправдала бригадира Лотара Деларея, вынеся вердикт «невиновен». Местная англоязычная и международная пресса глумилалась над этим вердиктом, и на особой сессии Ассамблеи Организации Объединенных Наций была принята резолюция, предусматривающая обязательные санкции против Южной Африки; впрочем, как и следовало ожидать, в Совете Безопасности на эту резолюцию было наложено вето. Зато в стране репутация Лотара необычайно укрепилась, и африкандерская пресса представляла его избранным героем.
Неделю спустя после вынесения вердикта Изабелла проснулась в своей роскошной спальне в Сэндтоне и обнаружила, что Лотар, уже одетый, стоит над кроватью и смотрит на нее с таким глубоким сожалением, что она, сразу придя в себя, быстро села; розовая простыня упала до талии.
– Что случилось, Лотти? – воскликнула она. – Почему ты уходишь так рано? Почему так на меня смотришь?
– В округе Дорнберг предстоят дополнительные выборы. Это одно из абсолютно надежных мест. Партийные организаторы предложили его мне, и я дал согласие. Я ухожу в отставку – из полиции в политику.
– Замечательно! – воскликнула Изабелла и протянула к нему руки. – Я выросла среди политиков. Из нас получится отличная команда, Лотти. Я буду замечательно тебе помогать – вот увидишь!
Лотар оторвал взгляд от ее обнаженной груди и не попытался коснуться ее. Изабелла опустила руки.
– В чем дело?
Выражение ее лица изменилось.
– Я возвращаюсь к своему народу, Белла, – спокойно сказал он. – Назад к моему
Volk’у и моему Господу. Я знаю, чего хочу. Хочу когда-нибудь добиться успеха там, где не получилось у отца. Мне нужен пост, который почти был у него в руках, и жена из моего народа. Хорошая африкандерская девушка. Я уже ее выбрал. И ухожу к ней. Мы должны расстаться. Спасибо, Белла. Я тебя никогда не забуду, но… Все кончено.
– Убирайся, – сказала она. – Убирайся, и чтоб духу твоего здесь не было!
Он мешкал, и ее голос перешел в крик:
– Убирайся, сволочь! Пошел вон!
Он вышел из спальни и неслышно закрыл за собой дверь, а Изабелла схватила со столика у кровати графин с водой и швырнула его в дверь. Графин разбился, а она упала на кровать и заплакала.
Проплакала она весь день, а вечером пошла в ванную и наполнила ванну горячей водой. На полке рядом с ее косметичкой Лотар оставил пачку бритвенных лезвий, и Изабелла развернула бритву и поднесла к глазам. Лезвие выглядело очень опасным, свет блеснул на его краю, но Изабелла поднесла его к запястью. Бритва ужалила, как скорпион, и Изабелла отдернула руку.
– Нет, Лотар Деларей, я не доставлю тебе такого удовольствия, – сердито сказала она, бросила лезвие в раковину и вернулась в спальню к телефону.
Услышав голос отца, она задрожала от того, что чуть не сделала.
– Я хочу домой, папа, – прошептала она.
– Я вышлю за тобой самолет, – немедленно ответил Шаса. – Нет, дьявольщина, я сам прилечу.
Она ждала его на полосе и бросилась к нему в объятия. На полпути к Кейптауну он коснулся ее щеки и сказал:
– Мне нужна официальная хозяйка «Высокого вельда». – Так называлась резиденция посла в Лондоне. – Я даже готов пересмотреть твое жалованье.
– О папочка! – сказала она. – Почему другие мужчины не такие, как ты?
* * *
Якобуса Стандера повесили в Центральной тюрьме Претории. Когда извещение о смерти появилось на воротах тюрьмы, там ждали Сара Стандер и ее муж.
Вечером они вернулись в свой дом в Стелленбосе, Сара дождалась, пока Рольф уснул, и приняла огромную дозу снотворного.
Когда на следующее утро Рольф Стандер проснулся, Сара лежала рядом с ним мертвая.
* * *
Манфред и Хайди поселились на своей ферме в Свободной республике, где Манфред занялся выращиванием породистых овец. На сельскохозяйственной выставке в Блумфонтейне баран-производитель Манфреда три года подряд выигрывал голубую чемпионскую ленту.
Манфред всегда был плотным мужчиной, но теперь растолстел, потому что от скуки ел больше, чем хотел. Только Хайди знала, как его бесит бездействие, как ему хочется снова пройти коридорами власти и каким бессмысленным и раздражающим он считал свое существование.
Когда он в одиночестве бродил по вельду, у него случился сердечный приступ, и на следующее утро пастухи нашли его тело. Сантэн в самолете компании летала на его похороны. Она единственной из Кортни присутствовала при том, как Манфреда со всеми почестями похоронили на Акре Героев, где покоятся многие выдающиеся африкандеры, включая доктора Хендрика Фервурда.
* * *
Когда Шаса Кортни в посольском лимузине возвращался из Букингемского дворца после вручения верительных грамот ее величеству королеве Елизавете Второй, улицы были мокрыми от доброго лондонского дождя.
Несмотря на непогоду, на Трафальгарской площади его ждали демонстранты с лозунгами «Дух Мозеса Гамы живет» и «Апартеид – преступление против человечества».
Когда Шаса перед посольством выходил из лимузина, демонстранты попытались пробиться к нему, но цепь лондонских бобби в синих мундирах не давала им это сделать.
– Шаса Кортни!
На полпути ко входу Шаса остановился, услышав знакомый голос, и обернулся.
Вначале он ее не узнал, потом увидел в первом ряду демонстрантов и пошел обратно. Высокий, элегантный, во фраке и цилиндре. Он остановился перед ней и сказал одному из констеблей:
– Спасибо, офицер, я знаю эту женщину. Можете ее пропустить. – И когда она нырнула под руку полицейского, сказал: – Здравствуй, Тара.
Трудно было поверить, что можно так измениться. Перед ним была неряшливая пожилая женщина, и только ее глаза оставались прекрасными, когда она сердито посмотрела на него.
– Мозес Гама жив. Чудовища апартеида могут убить наших героев, но мы победим. В конце концов нам будет принадлежать весь мир.
Ее голос перешел в крик.
– Да, Тара, – ответил он. – Есть и герои, и чудовища, но в большинстве своем мы самые обычные люди, захваченные бурным потоком событий. И, может быть, когда битва закончится, мы унаследуем только пепел некогда прекрасной земли.
Он повернулся и, не оглядываясь, ушел в здание посольства.
Примечание автора
Я снова позволил себе некоторую вольность в обращении с датами исторических событий, в особенности со сроками начала движения «Umkhonto we Sizwe» и «Poqo», первого суда над Нельсоном Манделой и речью «Ветер перемен» Гарольда Макмиллана.
Надеюсь, читатель простит мне эти отступления ради связности изложения.
