Я стоял рядом с Грегори под прицелом камер. То и дело сверкали вспышки, щелкали затворы фотоаппаратов.
Набрав в грудь побольше воздуха, Грегори снова заговорил — твердо, решительно, четко произнося каждое слово, словно правитель у трона.
«Убийство Эстер — это предупреждение. Они дают понять, что настает время, когда все праведники будут уничтожены».
И вновь толпа восторженно заревела, люди кричали, визжали, скандировали что-то.
«Не позволяйте им творить зло, ни под каким предлогом не пускайте их в свои дома и церкви. Имейте в виду, что враги скрываются под множеством личин».
Толпа продолжала напирать. Ситуация становилась угрожающей. Будто стараясь защитить, Грегори обнял меня за плечи.
Подняв голову, я увидел перед собой высокое, уходящее в небо здание.
«Входи, Азриэль», — прижимаясь губами к моему уху, шепнул Грегори.
Раздался звон разбитого стекла, и сквозь одно из окон нижнего этажа толпа хлынула в дом. Под громкий вой сирены охранники, свистя на бегу, бросились к месту прорыва, а в конце улицы показалась конная полиция.
Одни охранники провели нас в дом с сияющими мраморными полами, в то время как другие продолжали оттеснять толпу. Охрана действовала так настойчиво, что нам не оставалось ничего другого, кроме как повиноваться и следовать за ними.
Это было потрясающе! Удивительное ощущение, что я живой и нахожусь в самом центре событий, воодушевляло и придавало сил. У меня возникла мысль, что только из мудрости мои прежние повелители хранили в тайне свои истинные способности.
И вот здесь, в столице мира, опьяненный вниманием к своей персоне, я иду рядом с уверенным в собственном могуществе Грегори.
Наконец перед нами распахнулись бронзовые, с ангелочками, двери, и мы оказались в маленькой комнате с зеркальными стенами. Грегори знаком велел охранникам остаться снаружи.
Двери закрылись за нашими спинами. Оказалось, что это кабина лифта, которая тут же поползла вверх. Увидев отражение в зеркалах, я был поражен длиной и густотой собственных волос, но более всего — свирепостью своего облика. Невозмутимый Грегори тоже смотрел на наше с ним отражение. Я выглядел таким же живым, как и он, правда значительно моложе. Оба смуглокожие, мы вполне могли сойти за братьев.
Черты его лица были изящнее, брови — тоньше и аккуратнее. Я видел резко выступающие кости у себя на лбу и подбородке. И тем не менее нас можно было счесть родственниками.
А лифт тем временем шел наверх, и в ярко освещенной кабине с зеркальными стенами мы были одни.
Но едва я успел осознать этот факт и испытать очередное потрясение, едва я широко расставил ноги, сохраняя равновесие, как двери распахнулись, и я увидел просторное, серповидной формы помещение, отделанное мрамором, шикарное и в то же время уютное. Справа и слева располагались двери, а впереди простирался широкий коридор, ведущий в комнату, за окнами которой мерцали вечерние огни.
Мы оказались на высоте, превосходящей высоту самых грандиозных зиккуратов и замков, в царстве духов воздуха.
«Вот моя скромная обитель», — тихо произнес Грегори и на минуту отвел глаза, но тут же взял себя в руки.
Из-за плотно закрытых дверей доносились голоса, слышался топот ног, потом раздался пронзительный, исполненный муки женский крик. Однако никто не появился.
«Это рыдает мать Эстер? — спросил я, зная ответ. — Она оплакивает смерть дочери?»
Грегори побледнел, лицо его стало печальным. Нет, не просто печальным. Оно отражало куда более болезненное чувство, которое он тщательно скрывал в присутствии ребе, выслушивая обвинения в смерти дочери. Мне показалось, что он колеблется, желая сказать что-то, однако в итоге он только молча кивнул. Весь его облик: лицо, поза, даже рука, безвольно повисшая вдоль тела, — свидетельствовал о глубокой скорби.
Он снова кивнул.
«Наверное, нам следует пойти к ней?» — спросил я.
«С чего вдруг?» — мрачно отозвался он.
«Потому что она плачет, — пояснил я. — Страдает. Прислушайся к голосам. Похоже, ее кто-то обижает».
«Ничего подобного, — возразил Грегори. — Они лишь пытаются заставить ее принять лекарство, которое прописал врач».
«Я хочу рассказать ей, что Эстер не мучилась, что я был там и видел, как ее дух воспарил над землей. Легкий, воздушный, он полетел прямо на небеса. Я хочу рассказать ей об этом».
Грегори задумался. Голоса тем временем стихли. Рыданий тоже не было слышно.
«Прислушайся к моему совету, — крепко взяв меня за локоть, наконец заговорил он. — Поговори сначала со мной. Давай сядем и побеседуем. Поверь, сейчас твои слова ничем ей не помогут».
Его предложение мне не понравилось, но я понимал, что нам необходимо поговорить с глазу на глаз, без свидетелей.
«Хорошо, — кивнул я. — Но потом я все же хочу повидаться с ней, утешить. Я хочу…»
Неожиданно все слова вылетели у меня из головы — все поглотило острое осознание собственной независимости. Почему, во имя Неба, мне позволили вернуться в мир, обрести облик живого человека и столь великую силу?
Грегори с интересом наблюдал за мной.
В тускло освещенном вестибюле я увидел двух женщин в белых одеждах. Из-за плотно закрытой двери доносился хрипловатый и сердитый мужской голос.
«Ни в коем случае не показывай ей это, — предупредил меня Грегори, имея в виду шкатулку. — Не то она разволнуется еще больше. Но сначала иди за мной».
«Да, эта вещь любого удивит», — согласился я, вновь оглядывая шкатулку в своих руках.
Позолота начала кое-где отслаиваться.
И вновь головокружение. Печаль. Даже свет стал чуть иным.
«Прочь все сомнения, тревоги и страх перед неудачей», — прошептал я на языке, который Грегори не мог понять.
Я опять ощутил зловоние кипящей жидкости в клубах золотистого пара. Ты знаешь почему. Но тогда я этого не понимал. Я отвернулся и зажмурился, а потом вновь открыл глаза и перевел взгляд на окно в конце коридора, на видневшееся за ним ночное небо.
«Посмотри», — сказал я, сам не вполне понимая, что конкретно имею в виду.
Наверное, мне хотелось как-то сопоставить красоту неба с тем, что нас окружало, — с великолепием мрамора, с арочными сводами над головами, с пилястрами, обрамлявшими каждую дверь.
«Взгляни на звезды. Звезды…»
В доме наступила тишина. Грегори внимательно смотрел на меня, прислушиваясь к моему дыханию.
«Да, звезды…» — мечтательно произнес он.
Его блестящие темные глаза расширились, на губах вновь заиграла ласковая улыбка.
«Мы встретимся с ней чуть позже, — пообещал он, беря меня под руку и указывая на одну из дверей. — А теперь, думаю, пора в кабинет, поговорить наконец. Ты согласен?»
