Книга Любовь и зло, страница 31. Автор книги Энн Райс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Любовь и зло»

Cтраница 31

— Сядь сюда, — обратился ко мне синьор Антонио, указав место справа. Я повиновался.

— Хочу еще раз заявить, что я возражаю! — произнес отец Пьеро. — Возражаю против этого завтрака с призраками или как еще его можно назвать! Дом необходимо подвергнуть экзорцизму, и я готов немедленно приступить.

— Довольно препираться, — произнес синьор Антонио. — Я теперь знаю, чей дух обитает в доме, я расскажу вам, кто он такой и почему его душа не находит покоя. И я потребую от вас, чтобы ни единое слово, произнесенное в этой комнате, не вышло за ее пределы.

Священники с большой неохотой обещали синьору Антонио молчать, однако я видел, что они вовсе не считают себя связанными словом. Хотя, наверное, это не так уж и важно.

Из подвала по-прежнему доносился грохот, и я снова решил, что призрак катает по полу громадные бочки с вином.

По жесту синьора Антонио стражники закрыли двери обеденного зала, сделалось немного тише, и Антонио заговорил:

— Позвольте мне начать с далекого прошлого, когда я был юным флорентийским студентом и вкушал при дворе Медичи всевозможные радости жизни, не зная меры, поэтому я совсем не обрадовался, когда во Флоренцию явился неистовый Савонарола. Вы знаете, кто это такой?

— Расскажи нам, отец, — попросил Никколо. — Мы столько раз слышали это имя, но на самом деле не знаем, что происходило в те времена.

— Тогда, как и сейчас, у меня было множество друзей из числа иудеев. Я дружил с учеными флорентийскими евреями, и в особенности с одним учителем — он помогал мне переводить медицинские трактаты с арабского, которым этот великий наставник владел в совершенстве. Я преклонялся перед ним, как вы, мальчики, преклонялись перед своими учителями в Падуе и Монпелье. Учителя звали Джованни, и я был в огромном долгу перед ним за ту работу, какую он делал для меня. Мне постоянно казалось, что я плачу ему слишком мало, потому каждый раз, когда он приносил мне прекрасно составленный манускрипт, я сейчас же отправлял его к печатнику, и книга расходилась по моим друзьям, чтобы они тоже могли читать и наслаждаться. Надо сказать, что через меня переводы и комментарии Джованни распространялись по всей Италии, а он работал очень быстро, крайне редко допуская в тексте какие-либо ошибки.

Но получилось так, что благополучие Джованни, моего доброго друга и собутыльника, стало зависеть от моей протекции, когда пришли святые братья и своими проповедями стали настраивать народ против иудеев. И от меня же зависело благополучие и единственного сына Джованни, Лионелло, который тоже был моим лучшим другом и компаньоном. Лионелло и его отца я любил всем сердцем.

Вы ведь знаете, что в наших городах каждую Страстную неделю происходит одно и то же. Двери всех еврейских домов наглухо запираются с Великого четверга до Пасхального воскресенья, главным образом для защиты самих иудеев, а не для чего-то еще. И после того как сказаны все проповеди, в которых евреев клеймят именем убийц Христа, молодые оболтусы разбредаются по улицам и швыряют камни во все дома иудеев, какие попадаются им на пути. Евреи сидят по домам, спасаясь от нападок, и дело редко заходит дальше пары разбитых окон. Когда же Светлое воскресенье минует и народ снова успокаивается, все возвращаются к повседневным делам, иудеи выходят из домов, вставляют новые окна, и все обо всем забывают.

— Да, нам это известно, и мы уверены, что они получают по заслугам, — проговорил отец Пьеро, — потому что они действительно убили нашего Господа Иисуса Христа.

— Давайте не будем приписывать это преступление нынешним иудеям, — возразил синьор Антонио. — Во всяком случае, нашего Виталя ценят врачи самого папы, и среди его пациентов много римских богачей и их домочадцев, они счастливы, что их лечит именно он.

— Может быть, вы поясните, какое отношение Страстная неделя имеет к здешнему призраку? — вернулся к теме отец Пьеро. — Это привидение какого-то иудея, который считает себя несправедливо обвиненным в убийстве Христа?

Синьор Антонио саркастически сверкнул на священника глазами. И совершенно неожиданно из подвала донесся такой чудовищный грохот, какого нам не доводилось слышать до сих пор.

Лицо синьора Антонио было сосредоточенно и серьезно. Он глядел на отца Пьеро едва ли не с презрением, но не спешил отвечать. Отец Пьеро был потрясен и разгневан этим грохотом, точно так же как и другие священники, пришедшие с ним. На самом деле потрясены оказались все, включая и меня. Виталь вздрагивал от каждого нового звука, несущегося от подвала. Двери во всем доме хлопали, как будто от мощного сквозняка.

Возвысив голос, чтобы перекричать шум, синьор Антонио снова заговорил:

— Во Флоренции моего друга Джованни постигло чудовищное несчастье. И случилось оно с Лионелло, которого я так любил. — Антонио побледнел, на секунду отвернулся к стене, словно отводя взгляд от воспоминаний, которыми собирался с нами поделиться. — Только теперь, когда я сам отец, потерявший сына, я начинаю понимать, что это значило для Джованни, — проговорил он. — В то же время я был слишком сосредоточен на собственной боли. Однако же то, что случилось с единственным сыном Джованни, было во сто крат хуже того, что произошло с Лодовико под крышей моего дома.

Он сглотнул комок в горле и продолжал сдавленно:

— Не забывайте, что то были времена, не похожие на нынешние, — произнес он, — это сейчас его святейшество сдерживает порывы монахов, не позволяя им настраивать своими проповедями народ против иудеев.

— Монахи никогда к этому и не стремились, — возразил отец Пьеро. Он изо всех сил старался говорить сдержанно и мягко. — Когда они молятся на Страстной неделе, они хотят лишь напомнить нам о наших грехах. Ведь все мы убийцы нашего Господа Иисуса Христа. Мы все виновны в Его смерти на Кресте. И, как вы сами сказали, лишь в самом худшем случае кто-нибудь швырнет камень в дом иудея, а через несколько дней жизнь вернется в прежнее русло.

— Нет, послушайте меня. Во Флоренции, в мой последний год там, в счастливое время при дворе блистательного Лоренцо, на Страстной неделе против обожаемого сына Джованни, Лионелло, выдвинули чудовищное обвинение, и в этом обвинении не было ни капли правды.

Савонарола читал тогда свои проповеди, требуя, чтобы народ очищался от грехов. Он советовал сжигать все предметы, как-либо связанные с неправедной жизнью. И за ним всюду следовала кучка юнцов, законченных негодяев, которые пользовались всякой возможностью, чтобы силой навязать другим его волю. У монахов часто так бывает. У них всегда есть те, кого обычно называют их «мальчиками».

— Никто этого не одобряет, — вставил отец Пьеро.

— Однако же они есть, — сказал синьор Антонио. — И целая ватага таких «мальчиков» выдвинула против Лионелло лживое обвинение. Они заявили, что он надругался над изображением Благословенной Девы принародно и в трех разных местах. Как будто бы найдется безумец, решившийся на подобное богохульство хотя бы один раз! Они же заявили, что он виновен трижды. И с благословения монахов и их приспешников юношу приговорили к тройному наказанию.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация