– Может быть, так оно и было. Я его бил об стену снова
и снова. А он орал: «Я тебя сожгу, я тебя сожгу заживо!» Потом пламя пожелтело,
стало обыкновенным, и он загорелся. Я его отпустил и бросился за огнетушителем.
Сбить огонь с его тела нам не удалось. Огнетушители гасили стены, вообще все
остальное, но на него не действовали. Будто огонь выползал из него, из глубины
тела. Мы сбивали пламя, но оно тут же вспыхивало, да еще с новой силой, пока он
весь не стал сплошь огненным.
Глаза Мак-Киннона смотрели куда-то вдаль, и в них был ужас –
он все еще это видел.
– Он не умирал, миз Блейк, как должно было бы
случиться. Он орал и орал, и мы не могли ему помочь. Не могли.
Он осекся, замолчал, глядя все так же в никуда.
Я подождала. Потом все же повторила свой вопрос:
– А зачем вы пришли сюда, капитан?
Он моргнул, вроде как встряхнулся.
– Мне кажется, что мы имеем дело с очередным
запальником, миз Блейк. Дольф сказал, что если кто-то может помочь нам прервать
череду мертвых тел, так это вы.
– Экстрасенсорные способности не являются
противоестественными в строгом смысле слова. Это просто талант, вроде как у
классного питчера в бейсболе.
Он потряс головой:
– Тот, кто погиб тогда на полу полицейского
участка, – это не был человек. Не мог быть. Дольф говорит, что вы –
эксперт по монстрам. Помогите мне поймать этого монстра, пока он не начал
убивать.
– Он – или она – еще никого не убил? Сгорало только
имущество?
Мак-Киннон кивнул:
– За встречу с вами я могу лишиться работы. Мне следовало
бы подать рапорт по команде и получить согласие с самого верха, но пока что мы
потеряли только пару домов. Я хотел бы, чтобы так оно и осталось.
Я медленно вдохнула и так же медленно выдохнула.
– Рада была бы вам помочь, капитан, но, честное слово,
не знаю, что я могла бы сделать.
Он протянул мне толстую папку.
– Здесь все, что у нас есть. Посмотрите и перезвоните
мне сегодня вечером.
Я взяла папку и положила ее на стол.
– Мой номер там есть. Позвоните. Может, это и не
запальник, а что-то другое. Что бы это ни было, миз Блейк, оно может купаться в
пламени и не гореть. Оно может идти по дому и разбрызгивать огонь, как сифон
воду. Ни бензина, ничего легковоспламеняющегося, миз Блейк, но дома вспыхивают,
будто пропитанные чем-то. Когда мы доставляем дерево в лабораторию, оно чисто.
Будто тот, кто этим занимается, умеет заставлять огонь делать такое, что огонь
в принципе делать не может.
Он посмотрел на часы:
– Я уже опаздываю. Сейчас я стараюсь добиться, чтобы
мне разрешили обратиться к вам официально, но боюсь, начальство будет ждать,
пока начнут гибнуть люди. Я этого ждать не хочу.
– Я вам перезвоню, но это может быть поздно. Вам можно
звонить поздно?
– Звоните в любое время, миз Блейк. В любое.
Я кивнула, встала и протянула руку. Он ее пожал – твердо, но
не слишком крепко. Многие клиенты, которых мои шрамы не оставляли равнодушными,
жали мне руку так, будто хотели добиться стона. Но этот – нет. У него есть
собственные шрамы.
Не успела я сесть, как зазвонил телефон.
– Мэри, в чем дело?
– Это я, – сказал Ларри. – Мэри решила, что
ты не будешь против, если она меня соединит.
Ларри Киркланд, стажер – истребитель вампиров, сейчас должен
был находиться в морге, пронзая вампиров кольями.
– Не буду. Что стряслось?
– Надо меня подбросить домой. – В его голосе слышалась
чуть заметная неуверенность.
– Выкладывай.
Он засмеялся:
– Забыл, что с тобой не надо темнить. Меня зашили. Док
говорит, что все будет нормально.
– Что случилось? – спросила я.
– Я тебе все расскажу, когда приедешь.
И этот мелкий сукин сын повесил трубку!
Только по одной причине он мог не хотеть говорить со мной.
Наверняка наделал глупостей и получил травму. Два тела на протыкание колом. Два
тела, которые еще по крайней мере сутки не встанут. Так что тут могло
случиться? Как говорит старая пословица, есть только один способ выяснить.
Мэри перенесла моих клиентов на другое время, я взяла из
ящика стола наплечную кобуру с браунингом и надела ее. С тех пор как я
перестала надевать в офисе пиджак, пришлось держать пистолет в ящике, но на
улице я всегда после темноты хожу с пистолетом. Почти все твари, оставившие на
мне шрамы, погибли – по большей части от моей руки. Пули с серебряной оболочкой
– чудесная вещь.
Глава 2
Ларри сидел на пассажирском сиденье моего джипа в очень
напряженной позе. Трудно сидеть в машине, когда у тебя на спине свежие швы.
Рану я видела – один острый прокол и длинная рваная царапина, то есть
фактически две раны.
На Ларри была та же синяя футболка, в которой он приехал,
только на спине она была разорвана и окровавлена. На меня произвело
впечатление, что он не дал сестрам ее разрезать. Они всю одежду, что им мешает,
режут не задумывясь.
Он подался вперед, упираясь в привязной ремень, пытаясь
найти удобную позу. Рыжие волосы его были острижены так коротко, что почти не
замечалась их курчавость. Ростом Ларри был пять футов четыре дюйма – на дюйм
выше меня. В мае он получил диплом по противоестественной биологии, но со
своими веснушками и морщинкой боли между ясными голубыми глазами он выглядел на
шестнадцать, а не на двадцать один.
Я так засмотрелась, как он вертится, что пропустила поворот
на I-270, и мы застряли на Балласе, выбираясь на Олив. Приближалось как раз
время ленча, и улица была забита людьми, стремящимися быстро набить желудок и
вернуться к работе.
– Ты обезболивающее принял? – спросила я.
Он пытался сидеть неподвижно, стиснув рукой край сиденья.
– Нет.
– Почему?
– Такие штуки меня отключают. А я не хочу спать.
– Сон от лекарств – совсем не то что обычный
сон, – сказала я.
– Нет, – сказал он. – Сны снятся похуже.
С этим я была согласна.
– Ларри, что произошло?
– Я восхищен, что ты так долго не задавала этого
вопроса.
– Я тоже, но не хотела спрашивать тебя при враче. Если
начать разговаривать с пациентом, доктор обычно переходит к другому больному. А
я хотела узнать у него, насколько серьезно ты ранен.
– Несколько швов, – ответил он.
– Двадцать.
– Восемнадцать, – уточнил он.
