– Ты перепутал порядок действий. Сначала надо было
нейтрализовать угрозу, а потом проверять, что там с жертвой. Живой ты мог бы
помочь вампиру, а мертвый – составил бы ему компанию на тот свет.
– Ну, зато у меня теперь будет шрам, которого у тебя
нет.
Я покачала головой:
– Тебе придется сильнее постараться, чтобы получить
шрам, которого нет у меня.
– Ты позволила кому-то всадить тебе в спину твой собственный
кол?
– Их было двое. Оба с множественными укусами – я их
тогда называла слугами, пока не узнала, что значит этот термин. Одного я
зафиксировала и протыкала, когда женщина набросилась на меня сзади.
– Так когда это сделала ты, это не было ошибкой?
Я пожала плечами:
– Я могла их застрелить, когда увидела, но в те времена
я еще не убивала людей так запросто. Урок я запомнила. Если у кого-то нет
клыков, это еще не значит, что он тебя не может убить.
– Ты проявляла щепетильность в убийстве
людей-слуг? – спросил Ларри.
Я свернула на двести семидесятое.
– У всех бывают проколы. А почему эта женщина так
рвалась убить вампира?
Он осклабился:
– Ответ тебе понравится. Она из группы «Человек Превыше
Всего». А вампир – доктор той же больницы. Он забился в бельевой чулан – там он
всегда спал днем, если застревал на работе и не успевал домой. Она его взвалила
на каталку и притащила в морг.
– Меня удивляет, что она просто не вытащила его на
солнце. Предзакатный свет действует ничуть не хуже полуденного.
– Этот чулан в подвале он использовал на всякий случай
– вдруг кто-то откроет дверь днем. Окон там нет. Она боялась, что ее заметят,
когда она будет закатывать каталку в лифт или выкатывать наружу.
– И она действительно думала, что ты его проткнешь?
– Наверное. Не знаю, Анита. Она сумасшедшая,
по-настоящему сумасшедшая. Плевалась в вампира, в нас. Кричала, что все мы
будем гореть в аду. Что мы должны очистить мир от монстров. Что монстры нас
всех поработят. – Ларри передернулся, помрачнел. – Знаешь, я.думал,
что «Люди Против Вампиров» – психи, но эта отколовшаяся группа, ЧПВ, – это
действительно страшно.
– ЛПВ пытается действовать в рамках закона, –
ответила я. – ЧПВ даже не притворяется. Они взяли на себя убийство того
мэра-вампира в Мичигане.
– Взяли на себя? Ты им не веришь?
– Я думаю, это сделал кто-то из родных и близких.
– Почему?
– Копы послали мне фотографии и описание тех мер
безопасности, что он предпринимал. ЧПВ – группа радикальная, но пока что не
слишком организованная. Чтобы добраться до того вампира днем, нужен был точный
расчет и большая удача. Я думаю, что истинный виновник был рад отдать всю славу
этим правым радикалам.
– Ты сказала полиции?
– Естественно. Об этом они и спрашивали.
– Удивительно, что они тебя не вызвали, чтобы ты
посмотрела лично.
Я пожала плечами:
– Я не могу лично выезжать на все противоестественные
преступления. И вообще я штатская. Копы не любят привлекать к своим делам
штатских, но куда важнее, что репортеры подняли бы шум. «Истребительница
вампиров раскрывает убийство вампира».
Ларри усмехнулся:
– Для тебя это еще слабый заголовок.
– К сожалению, – согласилась я. – И еще, я
думаю, что убийца – человек. Кто-то из близких. Как в любом хорошо
спланированном убийстве, только жертва – вампир.
– Только в твоем описании убийство вампира в запертой
комнате звучит так ординарно.
Я не могла не улыбнуться.
– Наверное.
У меня пискнул пейджер, и я вздрогнула. Вытащив этот чертов
прибор из-под юбки, я посмотрела на номер и нахмурилась.
– Что такое? Полиция? – спросил Ларри
– Нет. Я не знаю этого номера.
– Ты же не даешь номер пейджера незнакомым людям?
– Мне это известно.
– Слушай, не надо на меня огрызаться.
Я вздохнула:
– Извини.
Ларри постепенно, простым повторением снижал мне порог агрессии.
Он учил меня быть мягче. Любому другому я бы уже голову оторвала, но Ларри умел
правильно нажимать на кнопки. Он мог меня попросить быть помягче, и я его не
убивала. На этом часто строятся удачные союзы.
До дома Ларри оставалось несколько минут езды. Я засуну его
в койку и перезвоню по этому номеру. И если это не полиция и не с работы, я
могу выйти из себя. Терпеть не могу, когда меня дергают за пейджер по пустякам.
Пейджеры – они же для важных дел? И если это дело не важное, я кому-то хорошую
задам головомойку. Когда Ларри заснет, я уж буду собачиться как захочу.
И это было почти облегчение.
Глава 3
Засунув Ларри в постель и накормив демеролом, я подождала,
пока он заснет крепко – и разве что землетрясение его разбудит. Затем только я
перезвонила. Мне все еще было невдомек, кто бы это мог быть, что мне не
очень-то нравилось. Просто нервировало. Кому еще приспичило раздавать мой
личный номер, да и зачем?
Телефон не успел даже прозвенеть как следует, а трубку уже
сняли. Голос был мужской, тихий и перепуганный:
– Алло?
Мое раздражение тут же смыло густой волной чего-то вроде
страха.
– Стивен, что случилось?
– Слава богу! – выдохнул он на том конце.
– Что произошло? – спросила я отчетливо и очень
спокойно, потому что мне хотелось на него заорать и заставить быстро выложить,
что там, черт побери, стряслось.
– Ты можешь приехать в больницу университета
Сент-Луиса?
До меня стало доходить.
– Ты сильно ранен?
– Это не я.
Сердце упало вниз, потом подскочило к горлу, и мой голос
прозвучал сдавленно:
– Жан-Клод.
Я тут же поняла, что это глупо. Время чуть после полудня.
Если бы Жан-Клоду нужен был врач, его бы привезли к больному. Вампиры средь
бела дня не болтаются по улицам. А чего я так волнуюсь из-за вампира? Так
вышло, что с этим вампиром у меня роман. Мои родственники, ревностные католики,
просто этим возмущены. Поскольку меня это тоже малость смущает, мне трудно
защититься.
– Это не Жан-Клод. Это Натэниел.
– Кто?
Стивен вздохнул тяжело и глубоко.
– Один из парней Габриэля.
Окольный способ сказать, что это леопард-оборотень. Габриэль
был у леопардов предводителем, альфой, пока я его не убила. Зачем я его убила?
Почти все раны, которые он мне нанес, зажили. Носить метки вампира – имеет свои
преимущества. Уже не так легко остаются шрамы. Но почти незаметная сетка шрамов
у меня на ягодицах и пояснице навсегда будет напоминать о Габриэле. Напоминать
о том, что он хотел меня изнасиловать, заставить выкрикивать его имя, а потом
убить. Хотя, зная Габриэля, не думаю, что ему так уж важно было, когда я умру –
до, после или в процессе. Его все устраивало, пока я оставалась теплой.
Оборотни обычно падали не любят.
