Плечо у него уже зажило настолько, что он мог прикрыть глаза
рукой, скрыть от нас свои слезы, но голос у него был хриплым от слез – и от
крови.
Я не знала, что сказать. Отрицать, что я собираюсь быть их
предводителем, вроде не очень удачная мысль, если учесть разбросанные здесь
тела. Откажись я от этого предложения, Зейн может снова озвереть, и придется
его убить. И меня пронзило, как укол, осознание, что мне убивать его не
хочется. Из-за слез? Может быть. Но не только. Факт тот, что я убила их альфу,
защитника, и ни разу не подумала, что станется с остальными
леопардами-оборотнями. Мне не приходило в голову, что у них нет второго в
иерархии, который мог бы занять место Габриэля. Я уж точно не могу быть у них
альфой. Не покрываюсь я мехом каждый месяц. Но если таким образом удастся
удержать Зейна, чтобы он не рвал врачей в клочья, я согласна подыграть.
Когда прибыли копы, раны Зейна уже зажили. Он свернулся
калачиком, прижимая к себе бесчувственное тело Натэниела, как плюшевого
медведя, и гладил его волосы, все еще плача.
– Она нас защитит. Она нас защитит. Она нас
защитит, – повторял он.
Я так поняла, что «она» – это я, и у меня слегка поехала
крыша.
Глава 5
Стивен лежал на узкой больничной кровати. Белокурые локоны
Стивена были длиннее моих; они разметались по белой подушке. Тонкое лицо было
исчеркано крест-накрест грубыми розовыми и красными порезами. У Стивена был
такой вид, будто его вышвырнули сквозь оконное стекло – как оно на самом деле и
было. Стивен, который вряд ли превосходил меня по весу на двадцать фунтов, не
пошел на попятный, и в конце концов Зейн выбросил его сквозь небьющееся стекло
с сеткой. Как сквозь проволочную сырорезку. Человек бы от этого неминуемо
погиб, и даже Стивен был очень, очень сильно ранен. Но он поправлялся. Я не
могу скзаать, будто порезы заживали на глазах, – это было как распускается
цветок. Замечаешь, что это случилось, но как это происходит – не видишь. Я
отвернулась на миг, поглядела опять на Стивена – и на один шрам уже было
меньше.
Черт, это здорово нервирует.
Натэниел лежал на другой кровати. Волосы у него были еще
длиннее, чем у Стивена. Наверное, до талии. Трудно судить, потому что я видела
его лишь в лежачем положении. Очень темно-рыжие волосы, почти каштановые, но
только почти. Вроде красного дерева, и они лежали на белых простынях, как
шерсть зверя, густая и блестящая.
Он был скорее смазлив, чем красив, и ростом был не больше
пяти футов шести дюймов. Волосы усиливали иллюзию женственности, но плечи были
непропорционально широки – отчасти от рождения, отчасти из-за поднятия
тяжестей. Отличные плечи, но к ним бы нужен рост на полфута больше.
Раз он стриптизер в «Запретном плоде», значит, ему уже
восемнадцать. Лицо у него было худощавое, челюсть слишком округлая.
Восемнадцать, но вряд ли больше. Может, он когда-нибудь дорастет до своих плеч.
Мы находились в двухместной палате изолятора – на этаже,
который в большинстве больниц отводится для ликантропов, вампиров и прочего
противоестественного населения.
Всех, кого администрация считает опасными. Зейн был бы
опасен, но копы его увезли с почти залеченными ранами. Его плсть вытолкнула мои
пули на пол вместе с отторгнутыми клочками органов. Вряд ли нам был нужен
изолятор для Стивена или Натэниела. Насчет последнего я могла и ошибиться, но я
так не думала. В этом я вполне полагалась на суждение Стивена.
Натэниел еще не пришел в сознание. Я спросила, что с ним, и
врачи мне рассказали, потому что все еще считали копом и потому что я спасла их
шеи. Благодарность – вещь чудесная.
Кто-то хорошо Натэниела выпотрошил. Не просто вспорол ему
брюхо ножом, а еще и выпустил кишки на пол – на его внутренностях были найдены
кусочки мусора. Были признаки серьезных травм и на других частях тела. Следы
сексуального насилия. Да, и проститутка может быть изнасилована. Для этого
достаточно, чтобы было сказано слово «нет». Никто, даже ликантроп, не
согласится на секс, когда его внутренности валяются по полу. А может быть, его
сначала изнасиловали, а потом попытались убитъ. Это чуть-чуть менее противно,
чем если бы наоборот. Чуть-чуть.
На запястьях и лодыжках остались следы цепей. Кровавые
следы, будто он отбивался, и эти следы не заживали. Значит, использовались цепи
с высоким содержанием серебра, чтобы они не только держали, но и причиняли
боль. Тот, кто это сделал, заранее знал, что будет иметь дело с ликантропом.
Подготовился. И потому возникали некоторые интересные вопросы.
Стивен и Габриэль сводничали леопардов-оборотней – сдавали
их напрокат клиентам. Я понимаю, зачем людям такая экзотика, – слыхала,
что существует садомазохизм. Оборотень выдерживает страшные травмы, так что
такая комбинация имеет смысл. Но здесь уже были не просто сексуальные игры – о
такой жестокости я не слышала, разве что у серийных убийц.
Я не могла оставить их без защиты. Даже без угрозы
сексуальных убийств – оборотень есть оборотень, тем более леопард. Пусть Зейн
валялся у меня в ногах и плакал, но есть еще и другие. Если у них нет стаи, нет
экземпляров альфа, то никто им не может приказать оставить Натэниела в покое.
Раз нет предводителя, то может выйти так, что для этого их придется подчинять
или убивать по одному. Не слишком приятная мысль. Настоящим леопардам, в общем,
плевать, кто там главный. У них нет стай, но оборотни – не звери, а люди. Это
значит, как бы они ни были независимы и просты в звериной форме, человеческая
половина найдет способ усложнить жизнь. Если Габриэль своих ребят подбирал сам,
то я не мргy верить, что они не попытаются снова добраться до Натэниела. Габриэль
был психованный кот, и Зейн тоже не показался мне чем-нибудь другим. Кого же
тут позвать на помощь? Конечно же, местную стаю вервольфов. Стивен – член стаи,
его они обязаны защищать.
В дверь постучали. Я достала браунинг, положила на колени и
прикрыла журналом. Это оказался номер «Дикой природы Америки» трехмесячной
давности со статьей о медведях-кодьяках.
– Кто там?
– Ирвинг.
– Войди.
Я не убрала пистолет – на случай, если кто-то попытается
ворваться из-за его спины. Ирвинг Гризволд – вервольф и репортер. Для репортера
он неплохой парень, но он не так осторожен, как я. Когда я увижу, что он один,
тогда и уберу пистолет.
Ирвинг улыбаясь распахнул дверь. Бахрома каштановых волос
окружала его голову ореолом с блестящим солнцем лысины посередине. На маленьком
носу сидели верхом очки. Он был коротышка и казался кругленьким, хотя не был
жирным. И уж меньше всего был похож на страшного серого волка. Он даже и на
репортера не слишком походил – поэтому, наверное, и был таким прекрасным
интервьюером, но от репортажей с места событий его держали подальше – в камере
он не смотрелся. Ирвинг работал на «Сент-Луис пост диспетч» и много раз меня
интервьюировал.
Он закрыл за собой дверь.
Я убрала пистолет.
