Все захлопали и закричали.
Когда сюжет был отснят, оператор признался, что недоволен. Он собирался показать восторженные, благодарные лица, а затем снова вернуться к Кельвину, послушно улыбавшемуся отеческой улыбкой, но споткнулся о кабель, и камера заметно дернулась.
— Можно еще раз?
— Думаю, придется, — нетерпеливо и довольно невежливо ответил Кельвин.
И они повторили.
— Выпивка за мой счет! — крикнул Кельвин второй раз.
И все снова захлопали и закричали.
«Поп-школа»: Синди и Шайана
Родни и Берилл прибыли на следующее утро. Берилл, сварливая и страдающая от похмелья, получила очередной титул «Мамочка года», на этот раз от федерации розничных торговцев Великобритании «Вдохновение». Родни, напротив, был свеж и бодр после недели, проведенной на чемпионате по гольфу среди знаменитостей в графстве Слайго в качестве особого гостя гильдии водопроводчиков Западной Ирландии.
После того как к ним присоединился Кельвин, все трое судей отправились в школьный театр, и начались съемки прослушивания «поп-школы».
Первая половина утра была посвящена дальнейшему прогону массовки, где снова, как и в Бирмингеме, половине конкурсантов было суждено отсеяться, в то время как другую половину восторженно «пропустили в следующий тур» под названием «все ко мне домой», откуда несколько избранных попадут непосредственно в финал.
Шайана и Синди ожидали своей очереди в холле, глядя, как вокруг них одного за другим уводили жаждущих славы, после чего они так же быстро возвращались, либо проливая слезы и в смущении, либо прыгая от истерической радости.
Реакция Кили каждый раз была почти неизменной.
— Детка! — говорила она. — Детка, детка, детка.
Наконец настала очередь Синди.
— Задай им жару, подруга, — сказала Шайана на прощание стройной, симпатичной девушке, хотя мысли ее были далеко.
Синди подошла к Кили, чтобы ее, как и двадцать предыдущих или около того участников, без лишних слов провели в аудиторию, но Кили задержала ее, и, казалось, была не прочь поболтать.
— Ты в порядке, детка? — спросила Кили полным заботы голосом. — Потому что я знаю, что ты очень, очень, очень нежная и чувствительная, и ты такая милая.
— Ну да, Кили, я в порядке, — ответила Синди, слегка озадаченная. — Немного нервничаю, конечно.
— ДЕТКА! — чуть не взвыла Кили. — Детка, детка, детка! Я знаю. КОНЕЧНО, ты нервничаешь. Это очень, очень тяжело. Просто постарайся изо всех сил, девочка.
Синди не знала, что напротив ее имени в расписании были написаны слова «Плакса-липучка. Выглядит хрупкой. Отсеять и ВС». ВС на языке шоу «Номер один» означало «выдавить слезу».
Проходя за занавеску, Синди слышала, как Кили обратилась к камере за ее спиной.
— Удачи! — сказала Кили. — Удачи тебе!
— Привет, Синди! — крикнула Берилл, когда девушка появилась на сцене. — Добро пожаловать на «поп-школу». Именно здесь начинается самое трудное. Ты готова к этому?
— Да. Да, Берилл, готова, — ответила Синди чистым, уверенным голосом.
Она действительно была готова, по крайней мере, так же хорошо психологически и эмоционально готова к звездной жизни, как и большинство остальных присутствовавших здесь конкурсантов. Она отчаянно этого хотела, была готова на все что угодно, лишь бы достичь своей цели, и пела лучше, чем большинство других. Но это не имело значения: важно было то, что она выглядела хрупкой и уязвимой, и именно такой ее предстояло показать.
— Ты выглядишь такой нежной, дорогая, — сказала Берилл. — Ты уверена, что хочешь сделать это? Ты собираешься сыграть в трудную, очень трудную игру.
— Да, Берилл, я точно хочу сделать это. Я крутая.
— Я уверена, что ты крутая, дорогая, — сказала Берилл, словно обращаясь к маленькой девочке, которая заявила, что она хочет быть такой же храброй, как ее папочка, — но я не уверена, что ты достаточно крутая для этого.
— Что ты собираешься спеть для нас, Синди? — спросил Кельвин.
Синди объявила, что хотела бы спеть «Eternal Flame» группы «The Bangles».
— Хороший выбор, — заметил Родни, натягивая на лицо умную маску. — Это отличный выбор.
— Ну, тогда начинай, — сказал Кельвин.
— И не нужно нервничать и пугаться, — добавила Берилл своим самым умильным голоском.
Когда Синди спела свою песню, Берилл снова спросила, уверена ли она, что ей хватит крутизны, чтобы существовать в большом плохом мире поп-культуры. Синди постаралась убедить ее, что это так, но Берилл ответила, что как бывшая рокерша и как мать она в этом не вполне уверена. Кельвин и Родни пошли дальше. Они признали, что Синди симпатичная и спела хорошо, но что они не верят, что у нее достаточно нахальства и крутости чтобы выступать вживую. Тот факт, что при «выступлении вживую» достаточно кривляния под фонограмму в окружении профессиональных танцоров, не заботил их. Тот факт, что они никогда не видели Синди и ничего не могли знать о ее личности, тоже их не волновал. Они были непоколебимы в своем «экспертном» мнении: Синди недостаточно крутая, чтобы выступать вживую, и каждый раз, когда она уверяла их, что это не так, отвечали, что, с их точки зрения, это именно так, пока наконец, после целых шести минут оскорблений Синди не расплакалась, и тогда Берилл смогла подбежать к ней, обнять и выпроводить из зала.
— Твою мать, — сказал Кельвин, когда Синди ушла со сцены, — я уж думал, эта девчонка никогда не заплачет. Может, «липучкам» перед ВС стоит давать понюхать разрезанную луковицу.
Берилл передала Синди на руки Кили, которая тоже обняла ее. Шайана, хотя она была следующей в очереди, тоже захотела обнять Синди. Ей было жаль, что Синди отсеяли, — было бы классно пройти остаток пути вместе, — но сейчас для сожалений или сантиментов не было времени. Да и вообще ни для чего не было времени, кроме нее самой, потому что перед ней был момент, которого она так сильно хотела.
— Это самый важный момент в моей жизни, — сказала она Кили, когда Синди наконец выпроводили с места событий. — Я так сильно хочу этого.
Именно тогда Шайана пролила знаменитую слезу на все времена. Слезу, которой, в отличие от ее выступления, суждено было стать отдельным сюжетом выпуска «поп-школы».
— Вперед, детка, — сказала Кили, и Шайана пошла в зал.
— Еще раз привет, Шайана! — крикнула Берилл из-за стены бутылок, стоявших на покрытом белой скатертью столе.
— Привет, Шайана, — спокойно сказал сидевший слева от нее Родни, который глядел на девушку не моргая. Родни полагал, что у него милый взгляд и что он проецирует сочувствие.
Сидящий справа от Берилл Кельвин ничего не сказал, он смотрел в блокнот и вертел в руке ручку.
— Ты много работала? — спросила Берилл.
