— Да, — тихо признал Кингсли, — я это знаю.
— Из всех смертей, которые случились сегодня во Франции, это лучшая смерть. Единственная правильная смерть.
— Да. Полагаю, это так.
— То есть ты одобряешь мой поступок?
— Нет… Не одобряю.
— Ну, тогда это просто глупо, черт возьми. Хотя, если вспомнить слова Шеннона, ты, кажется, вообще немного запутался в своих убеждениях.
Сестра Муррей шагнула к трупу.
— Пойду за мотоциклом, — сказала она.
— Зачем?
— Потому что я не могу тащить этого ублюдка до самого Ипра. Я заверну его в одеяло, перекину через заднее сиденье, поеду и выкину его в воронку.
Кингсли тоже подошел к трупу, наклонился и достал из кобуры Шеннона пистолет и положил его в карман вместе с его документами.
— Думаю, это слишком рискованно. Труп на заднем сиденье мотоцикла так далеко от места боев может вызвать подозрения. Через двадцать минут стемнеет, мы положим его в штабную машину.
— Ты мне поможешь?
— Да, помогу. Правосудие должно восторжествовать.
Затем, под покровом ночи, Кингсли и Муррей загрузили тело Шеннона в багажник штабной машины и отвезли его как можно ближе к линии фронта. После этого Кингсли закинул тело на плечо и понес его но дощатому настилу. Вскоре он увидел перевязочный пункт. Сюда нескончаемым потоком шли раненые, многих подносили на носилках, и никто не обратил внимания на то, что Кингсли пришел с противоположной стороны. Он рассчитал верно: человек, несущий раненого товарища, не вызывал никаких вопросов в темноте и суматохе масштабного наступления. Той жестокой осенью мертвое тело никого во Фландрии не удивило бы.
Кингсли подошел к большой палатке, где санитар медицинской службы производил первичный осмотр раненых, умирающих и мертвых. Кингсли положил тело на землю, и офицер взглянул на него.
— Извините, сэр, но он мертв. Мы ничего не можем для него сделать.
Кингсли пожал плечами. Санитар подозвал проходящего мимо носильщика и кивнул в их сторону. Носильщик подобрал труп Шеннона и положил на большой, запряженный лошадьми лафет, где лежали по меньшей мере двадцать других обезображенных, безжизненных тел. Кингсли немного понаблюдал, что будет дальше. Санитар уже осматривал другого изуродованного, окровавленного человека, а носильщик отправился за следующим. Кингсли отвернулся, оставив капитана Шеннона среди многих других неопознанных жертв Третьей битвы при Ипре.
Он вернулся к машине, где его ждала сестра Муррей.
— Просто из любопытства, — спросила она, когда они ехали обратно, — если бы я его не пристрелила, что ты собирался с ним сделать?
— Я собирался держать его в Армантьере, пока не составил бы рапорт его начальству.
— И что, по-твоему, случилось бы потом?
— Думаю, трибунал осудил и расстрелял бы его.
— Ты и правда так думаешь? Что его расстреляли бы за выполнение приказа? Думаю, они потихоньку пристрелили бы тебя.
— Я не верю, что Шеннону приказали убить Аберкромби. Я думаю, он действовал по собственной инициативе.
— Ха!
— Я так думаю.
— Ха! — повторила сестра Муррей.
Некоторое время они ехали молча.
— Значит, тебя зовут Кингсли, да? Не Марло? — спросила Муррей.
— Да.
— И ты не военный полицейский?
— Нет.
— Был такой детектив по фамилии Кингсли, верно? Очень известный, но он сел в тюрьму и погиб.
— Да. Ты права, он погиб.
Они снова помолчали.
— Это странное дело, — наконец сказала сестра Муррей.
— Очень.
— Знаешь, я никого раньше не убивала.
И сестра Муррей заплакала. Кингсли вел машину, а она плакала.
— Не нужно плакать, Китти, — наконец сказал он, — ведь ты была права. Это и правда хорошая смерть. Правильный результат. Логичный результат.
— Я не хочу больше говорить об этом, — ответила она, вытирая глаза и одновременно прикуривая сигарету. — Я никогда не хочу больше об этом говорить.
52
Возвращение из мертвых
Кингсли отвез сестру Муррей обратно в замок Бориваж и попросил у нее разрешения забрать стихи Аберкромби. Узнав, что виконт хотел отказаться воевать, сестра Муррей отдала стихи.
— Может быть, когда-нибудь мы снова увидимся, — сказал Кингсли.
— О, надеюсь, я очень скоро встречу прекрасного парня и забуду о тебе, — ответила она. — Кем бы ты ни был.
Она повернулась и побежала в замок — было понятно, что она с трудом сдерживает слезы. Кингсли же поехал на штабной машине на ближайшую железнодорожную станцию и, телеграфировав Каммингу о своем возвращении, отправился обратно в Англию.
Неделю спустя к дому Кингсли в Хэмпстеде подъехало такси, и в вечерних сумерках из него вышел офицер.
Днем ранее этот офицер написал следующее письмо:
«Дорогая Роза,
Ты узнаешь по этому кольцу, которое я возвращаю тебе, что я жив и здоров. Я участвовал в одном деле, и теперь мое приключение подошло к концу. Я возвращаюсь к тебе, но возвращаюсь под другим именем, под именем моего брата Роберта…»
В письме Кингсли рассказал жене всю историю, с того момента, когда она ушла со свидания в тюрьме, и до момента, когда он и Китти Муррей выбросили тело Шеннона и он увез стихи Аберкромби. Он был почти полностью откровенен, утаив лишь некоторые детали, касающиеся сестры Муррей. По пути домой Кингсли мучительно раздумывал, стоит ли ему рассказывать Агнес правду о своих отношениях с Китти. Он не обманывал Агнес раньше, и ему очень не хотелось делать этого теперь. Однако в конце концов он решил, что никогда не должен говорить об этом. Это было, и ничего с этим не поделаешь. Это случилось тогда, когда он думал, что Агнес для него потеряна (хотя он знал, что в глазах жены этот факт нисколько не смягчил бы его вину), и он собирался навсегда похоронить память о сестре Муррей в своем сердце. Помимо этого, он изложил свои приключения совершенно искренне, зная, что рассказывает эту историю в первый и последний раз. Он закончил словами:
«Я вернулся в Англию на прошлой неделе и встретился с сэром Мэнсфилдом Каммингом в гостинице на вокзале Виктория. Там я рассказал ему о вине Шеннона и о том, что Шеннон мертв. Я немного подправил факты, чтобы не подставлять сестру Муррей. Я рассказал Каммингу, что Шеннон сопротивлялся аресту, завязалась перестрелка, и он промахнулся. Камминг был искренне потрясен моим рассказом, и я по-прежнему считаю, что ему ничего не было известно о преступлении Шеннона. Я сказал, что у меня есть доказательства вины Шеннона: это сестра Муррей, свидетель его признания, и к тому же у меня есть револьвер Шеннона, пуля из которого, несомненно, совпадет с пулей, убившей Аберкромби.
